Наталья Лебедева - Крысиная башня Страница 30

Маршрутка врезалась в столб. Ее капот отвалился, боковая дверь распахнулась. Водитель был жив, он резко и часто встряхивал головой, будто пытался прийти в себя. В проеме двери показалась широкая спина. Боря в нетерпении смотрел на пропитанную потом зеленую футболку и мясистую шею, красную от дачного загара. Мужчина ступил на асфальт и развернулся. На руках у него лежала безжизненно обмякшая девочка лет восьми. Мужчина поискал глазами, увидел Пиху и крикнул ему, будто с угрозой:

— Ну чего стоишь? Держи!

Он шагнул и осторожно перекатил девочку со своих огромных сильных рук в Борины тонкие руки. Боря дрогнул, пошатнулся, но устоял. Он прижал к себе девочку, а она лежала, не дыша, доверчиво прижавшись к нему.

Рядом с ним начали останавливаться машины.

Боря впервые в жизни прижимал к себе мертвое тело.

Вечером следующего дня он помнил этот вес так же отчетливо, как если бы все еще держал тело в руках. И это ощущение пугало его. Он лежал в постели и прислушивался к звукам их с матерью маленькой квартиры.

Хлопнула дверь ванной, мать прошаркала в кухню. Слух Пихи обострился от тишины, и он слышал даже тот мягкий, немного влажный звук, с которым шлепанцы ударяли по широким, покрытым твердыми мозолями пяткам. Мать выдохнула, тяжело опустилась в кресло. Скрипнули расшатанные ножки. С легким стуком взлетел со столика пульт, с приглушенным гудением включился телевизор. Под Бориной дверью заплясали синие холодные всполохи.

Боря думал о Стасе, который увидел на Фреде новые следы от удара. Пришлось рассказать ему про аварию и про гибель девочки. Пока Боря рассказывал, лицо его двоюродного брата все больше и больше искажалось гримасой. Было ли то презрение, или ненависть, или брезгливость, Пиха сказать не мог, но он ясно понимал, что Стас его осуждает.

— Но я-то ничего не сделал! — сказал он наконец.

Стас повернулся к нему широкой спиной и проговорил вполголоса:

— Ты никогда не виноват.

Пиха понял, что оказался в шаге от разлуки с Фредом, с его умной мордой и мощным, покрытым шрамами железным корпусом. Без Фреда — Пиха знал совершенно точно — он никогда бы не смог убить. Фред был верен ему. Кроме него, у Пихи был только бессловесный мертвец. И еще мать, которая уговорила Стаса не увольнять Борю, ходила к сестре, плакала, клянчила, валялась в ногах. Пиха сидел на низком табурете и смотрел все больше в пол, и только иногда — на ее униженно сгорбленную фигуру с резко вздрагивающими плечами и на хмурого Стаса, который пожалел ее и оставил Борю на работе.

В минуту, когда он думал об этом, тяжкая, тянущая тоска, смягченная гулом телевизионных голосов, вдруг сменилась острой, резкой и яркой болью внезапно нахлынувшего страха, который взорвался где-то в районе сердца. Под веками заплясали яркие вспышки огня, Пиха на мгновение ослеп. И только когда он смог справиться с приступом паники, то осознал, что пронзительно и резко звонит телефон. «Полиция», — подумал Пиха, потому что не знал, кто еще мог бы звонить им так поздно.

Мать грузно поднялась из кресла, оно снова скрипнуло. Телефон задребезжал еще раз, смолк, и в паузах ее тяжелые пятки громко стукали по деревянному полу. Потом она подняла трубку и заговорила — негромко и неотчетливо. Пиха пытался угадать тон ее ответов, но не мог. Снова застучали пятки по доскам. Мягко скрипнула дверь.

— Не спишь? — шепотом спросила мать, заглядывая в комнату. Потом зашла, села на край его кровати — совсем как в детстве — и стала расправлять одеяло на Бориной груди — Боренька, миленький мой, — шепотом и торопливо заговорила она, — мне сейчас Лидочка звонила, дочка Оленьки, с которой Верочка Вячеславна работала в столовой — ну да ты не помнишь, конечно… Боренька, Лидочка работает на телевидении. Я с ней сегодня говорила. Просто тебе не сказала, чтобы ты зря не надеялся… Ну, в общем, она все может сделать. Чтобы тебе помочь.

Мать выжидательно уставилась на него.

— С чем? — спросил Боря, от волнения едва разлепив губы.

— Ну с тем, чтобы… Чтобы все у тебя было хорошо. Чтобы все узнали, что ты не виноват.

Мельник чувствовал себя виноватым из-за Насти, и на съемках следующей программы в голову к ней не полез. Вместо этого он обратился прямо к герою и описал Анне высокого спортивного мужчину средних лет с квадратным подбородком и едва заметной привычкой подмаргивать в минуты сильного напряжения. Актер сильно нервничал, потому что боялся, что кто-нибудь расскажет о его регулярных изменах жене, а также о редких побегах в наркотические отпуска. Мельник все видел, но ничего стыдного говорить не стал. Рассказал только о том, что актер любит блюда из курицы и иногда играет на бильярде.

— Что-нибудь добавите? — спросила Анна.

— Нет, — ответил Мельник.

Ему сняли повязку, и Мельник увидел актера, который оказался немного полнее, чем сам себя представлял. Вне круга, образованного светом прожекторов, стояла Иринка с пристегнутым к животу ноутбуком, на котором она что-то быстро печатала. Мельник хотел улыбнуться ей, но она подняла и опустила глаза так быстро, что он не успел.

Актер спустился с небольшого возвышения, на котором стоял диван, и протянул Мельнику руку. Когда их пальцы соприкоснулись, актер вздрогнул.

— Холодная, — сказал он. — Надо же, какая холодная!

После этого Мельника проводили из павильона.

На выходе его остановил худой сутулый мужчина лет тридцати.

— Вячеслав, — сказал он, — хотелось бы с вами поговорить. Вы не против?

Мельник пожал плечами и пошел следом.

— Меня зовут Дмитрий Ганин, — говорил мужчина, оглядываясь на Мельника через плечо. — Я главный режиссер программы. Мы с Анастасией Михайловной — вы помните Анастасию Михайловну? — решили, что стоит указать вам на некоторые… как бы сказать?., ошибки, которые вы совершаете… Дело в том, что мы с Анастасией Михайловной считаем, что в вас неплохой потенциал, и нам не хотелось бы, чтобы он так и не раскрылся…

— Что все это значит? Я не вполне вас понимаю, — Мельник почувствовал беспокойство.

— Сейчас Анастасия Михайловна все вам сама объяснит.

Ганин толкнул одну из многочисленных серых дверей, и они зашли в небольшой кабинет с длинным овальным столом и стульями в центре и кулером в углу.

Настя едва кивнула Мельнику, когда он вошел, и тут же вернулась к тому, чем занималась до его прихода: стала толкать указательным пальцем пачку сигарет, чтобы та вращалась то влево, то вправо. На душе у нее было тягосг но и тоскливо. Настя ждала сегодняшнего эфира, чтобы снова почувствовать тот разряд молнии, который прежде чувствовала при виде Мельника, но ничего не произошло.