Томас Оуэн - Дагиды Страница 30

Я даже не поинтересовался, где он квартирует. В отеле или где-нибудь у друзей? Не все ли равно, в сущности? Я решил проявить гостеприимство до конца. К тому же я чувствовал, что доктор Вавилон, столь куртуазный и даже чопорный, каким-то образом вплетен в капризный узел событий. Пусть уж все идет как идет.

Гость не заставил себя просить и принял предложение просто и охотно. Он буквально засыпал и с трудом держал глаза открытыми.

Я его проводил до комнаты на верхнем этаже, где было все готово для ночлега. Пока я задергивал шторы, он уселся на кровати, отчаянно зевая.

Я спустился за пижамой и по возвращении застал его совсем раздетым, с полотенцем, повязанным вокруг бедер. Мы пожелали друг другу доброй ночи. Он крепко пожал мне руку. Уходя, я взглянул на ночной столик, где стояли часы: уже четыре утра. Добрался наконец до постели и лег, приготовившись к худшему. Но усталость придавила настолько, что сторожить поведение гостя оказалось свыше моих сил. Слабо сопротивляясь, я погрузился в сон.

Утро, надо полагать, наступило давным-давно, когда я проснулся. Я быстро привел себя в порядок и пошел наверх проведать доктора Вавилона.

В комнате никого не было. Постель разворочена – там, безусловно, спали.

Красное пятно на подушке сразу притянуло мой взгляд. И потом… на ночном столике лежал старинный, инкрустированный перламутром пистолет.

Он словно появился из истории девятнадцатого века. Он до сих пор у меня.

Доктор Вавилон исчез.

Я медленно и задумчиво спустился по лестнице, держа в руках эту любопытную реликвию какой-то драмы времен Второй империи.

Внизу я констатировал нечто… признаться, я не был удивлен. Замки были заперты изнутри… Не все ли теперь равно, в конце концов!

После этого странного события мой дом стал похож на все дома. Воцарился нормальный порядок, ночи проходили спокойно, как раньше.

Но – стоит ли говорить? – я чувствовал себя покинутым.

Чёрный клубок

Не переходите из одной жизни в другую.

Новый цементный пол изобиловал буграми и выемками. Балконная решетка была испещрена ржавчиной во многих местах. Тремя этажами ниже отливал серебром живописный изгиб реки. Снаружи окно комнаты не особенно радовало глаз: краска облупилась, с переплетов там и сям обсыпалась замазка. Сторонний наблюдатель, стоя на земле, мог бы заметить грязную пустую бутылку на балконе. Странно для респектабельного отеля, расположенного в столь чудесной долине.

Неттесгейм ушел с балкона и сел на кровать. Он неторопливо стянул туфли, потом лег, сунув ладони под голову, и принялся размышлять.

Надо купить газет, пообедать в городе, но прежде всего надо разобрать чемодан и достать синий костюм. Этих людей он повидает завтра…

Пока он так лежал и размышлял, яркое голубое небо и округлый зеленый холм вдалеке подернулись акварельной дымкой. Дорожная усталость взяла свое: приятная истома отяжелила тело, мысли расползлись неясными намерениями, Неттесгейм задремал и под конец заснул.

Вечерняя свежесть пробудила его. Он вскочил, прошел на балкон и облокотился на перила, созерцая окрестности. Река, что казалась светло-серебристой двумя часами ранее, мерцала в закатном свете мрачной полированной сталью. Шорохи и смутную разноголосицу прорывал довольный рокот лихтера, спускающегося по течению, потом тяжелое сопение идущего в обратном направлении буксира. Ветерок поднимал к балкону тонкие и терпкие ароматы вечерней долины. Тремя этажами ниже, под каштанами с обстриженными верхушками, оркестр играл что-то знакомое и скучное для запоздалых клиентов. Эта вялая мелодия не то чтобы портила настроение, но, скорее, неприятно рассеивала. Подъем, облегчение, ощущение свободы – все, что испытал Неттесгейм, когда после полудня открыл балкон на панораму широкой цветущей долины, постепенно улетучилось, и вместе с наступающей ночью подкралась тоска и разочарованность. Он так жаждал отдыха, а сейчас его удручало одиночество.

Он повернулся спиной к реке, шагнул в синий сумрак комнаты, закрыл балконную дверь, задернул шторы и протянул руку, отыскивая на ощупь шнур выключателя над кроватью.

В момент, когда зажегся свет, случился пустяковый инцидент, который, однако, чуть-чуть изменил атмосферу и даже отношения комнаты с внешним миром.

С легкого, очень белого одеяла какая-то штучка, напоминающая темный шерстяной клубок, скатилась под голубое плюшевое кресло. Слово «скатилась» не слишком точно выражает действие. Нечто, напоминающее клубок, подпрыгнуло или слетело, словно крохотный котенок или птичка. Единственным живым существом, которое ассоциировалось с этим гибким, теневидным, ворсистым или волосатым комочком, была, вероятно, летучая мышь. Неттесгейм наклонился, чтобы заглянуть под кресло, но ничего не обнаружил. Он уселся, заинтересованный и даже заинтригованный необычайной легкостью и плавностью движения этого маленького объекта, который, казалось, обладал волей и целенаправленностью.

Откинувшись в глубоком кресле, он машинально гладил плюш. Все-таки он плохо рассмотрел эту штучку. И тут ему послышалось внизу, на полу, под креслом, легкое быстрое дыхание, чуть прерывистое, словно у затаившегося грызуна.

Он поднялся и решил внимательно обследовать пол под креслом. Но каркас был слишком низкий, и, хотя Неттесгейм почти растянулся на ковре, рассмотреть ничего не удалось. Прерывистое дыхание слышалось теперь явственно. Он поостерегся сунуть руку под каркас и предпочел отодвинуть кресло от стены. Это ему удалось, но крохотное «нечто» тут же проскользнуло между ног, пронеслось в другой угол и забилось в щель под комод; чтобы расположиться либо распластаться там, требовалось гибкость действительно изрядная.

Он преисполнился уверенности, что эта штучка, ловкая и быстрая, которую он тщетно пытался разглядеть, одарена разумом и хитростью. Он застыл напряженный, внимательный, встревоженный. Ничего. Даже не слышалось дыхания. Только странный запах все отчетливей ощущался в комнате. Запах не распознавался сразу, но возбуждал смутные воспоминания. Да. Сад деревенского кюре под июньским солнцем. Он там читал на скамейке у газона, окаймленного кустами букса.

Трость Неттесгейма лежала на столике с утренними газетами и шляпой. Хорошая тяжелая трость. Под набалдашником красивый серебряный кот выслеживал двух миниатюрных мышей. Неттесгейм безуспешно пошарил тростью между полом и комодом – удалось зацепить только паутину в углу у плинтуса. Он внимательно рассмотрел противный темно-серый пушистый клочок и снова почувствовал характерный запах букса. Значит, он все-таки задел это – возможно, поранил или по крайней мере царапнул. Снова сунул трость под комод, удвоил рвение, а попросту говоря, остервенело шарил и тыкал куда попало. И когда он вполне убедился в тщетности своих усилий, ворсистый пушистый клубок выкатился из какого-то укромного местечка, прыгнул на постель и… посмотрел на него. Да, в центре пушистого, волосатого, может быть, кожисто-перепончатого шарика блеснул глаз, который смотрел выразительно и зловеще.