Александр Анин - Миллион миллионов, или За колёсиком Страница 30

Дверь перед Мховым открывается, несмотря на то, что он в неё не звонил. Словно хозяин поджидает его с той стороны, видит в глазок и, не дожидаясь звонка, отпирает. Это притом, что никакого глазка в скромной двери, обитой дешёвым дерматином, не наблюдается.

На пороге стоит пожилой человек лет, наверное, 70-ти, одетый в домашние шлёпанцы, просторные спортивные штаны с двумя продольными полосами и плотную фуфайку, на которой красуется логотип известной американской бейсбольной команды «Yankees». Человек этот среднего роста, средней упитанности, с неприметным лицом и маленькими невыразительными глазками. Лишь обритая наголо голова и излишне оттопыренные хрящеватые уши несколько разнообразят его облик. Ещё он как-то странно, всем телом, дёргается вправо, словно борется с некой силой, не видной за полуоткрытой дверью.

– Добрый день, я Мхов, Кирилл, – неуверенно представляется Мхов.

Хозяин, не переставая дёргаться, смотрит куда-то мимо, мелко кивает головой.

– Вы Бруно Брунович? Я от Срамного, Петра Арсеньича, – продолжает объяснять Мхов.

– Да знаю я, знаю. Амба, – вдруг глухо, как в бочку произносит человек на пороге.

– Что? – ошарашенный Мхов пятится в сторону лифта.

– Амба, ну тихо, не балуй, – успокаивающе, с лёгким прибалтийским акцентом, говорит хозяин и, освобождая проход, делает приглашающий жест. – Да вы проходите. Не бойтесь. Не тронет.

Мхов с опаской пробирается в прихожую мимо хозяина; тот правой рукой притягивает к себе за ошейник огромную, чёрную, как антрацит, немецкую овчарку.

– Туда, туда, – хозяин приглашает следовать дальше.

Пройдя, Мхов оказывается в небольшой комнате, аккуратно обставленной хорошо сохранившейся мебелью советского образца. Вот только телевизор и видеомагнитофон из нового времени – оба «Панасоники», встроенные в добротную металлическую стойку. Там же, за стеклом, десятка полтора-два кассет: Джармуш, Линч, Тарантино, Фассбиндер, Хичкок, Китано, несколько выпусков «Тома и Джерри». Из книг – битком набитый небольшой стеллаж, половина на половину мировая классика и разномастные детективы. Большая фотография на стене – Лубянская площадь, ещё с памятником Дзержинскому посредине. Дверь, наверное, в спальню, завешена плотной шторой.

– Амба, место, лежать, – хозяин показывает успокоившейся овчарке в сторону кухни. Собака послушно отправляется туда, разваливается посредине, занимая собой всё пространство между столом из ДСП и газовой плитой.

Хозяин тем временем усаживает Мхова на диван, сам опускается на стул рядом.

– Чай, кофе? – предлагает он.

– Нет, нет, спасибо, – отказывается Мхов.

Он ощутимо разочарован, не так представлял он себе магов и их быт. С другой стороны, не таков Срамной, чтобы подсовывать ему всякую туфту.

– Тогда скажите мне, что вас интересует, – просит Бруно Брунович, (его труднопроизносимая фамилия вылетела у Мхова из головы).

Мхов заранее подготовил ответ на подобный вопрос. Он достаёт из кармана паспорт Позарезского, протягивает собеседнику:

– Я хочу знать об этом человеке всё, что только можно.

Хозяин принимает от Мхова паспорт, внимательно пролистывает, задумчиво вглядывается в фото. Вдруг он как будто цепенеет, его пальцы начинают мелко дрожать, глаза затуманиваются.

– Вот же как, но кто… откуда… – бормочет старик, в его глазах недоумение и, похоже страх.

– Что? – наклоняется к нему Мхов.

Бруно Брунович шарит в кармане штанов, достаёт большой носовой платок, утирает лицо, шумно высмаркивается. Он закрывает паспорт, но не возвращает Мхову, а цепко держит в руке. Потом встаёт, подходит к серванту, достаёт из шкафчика кусочек сахара и тёмный пузырёк с какой-то жидкостью. Открывает пузырёк, капает жидкость на сахар. По комнате распространяется резкий запах корвалола. Хозяин кладёт сахар на язык, садится на диван рядом с Мховым, которого этот спектакль начинает уже раздражать.

– Вы знаете, – монотонно начинает Бруно Брунович, – я очень уважаю генерала Срамного Петра Арсеньича. Он для меня сделал много, даже больше …

Наступает недолгая пауза, во время которой старик качает головой, будто в чём-то с самим собой соглашаясь. Потом спохватывается и так же без всякого выражения продолжает:

– Но я старый человек, поймите… Мне уже скоро…

Он показывает пальцем в потолок.

– Поэтому я не могу себе позволить заниматься, проникать в такие, брать на себя… такое. Это слишком, да что там, это вообще недопустимо, потому что… понимаете?

Взбешённый всей этой нелепицей Мхов, еле сдерживаясь, протягивает ладонь.

– Верните паспорт, пожалуйста.

Старик, как кажется Мхову, пугается.

– Нет, нет, подождите! Подождите… хотя… это, пожалуй, можно. Сейчас я вам покажу.

С этими словами Бруно Брунович встаёт и, не выпуская паспорт из рук, уходит в другую комнату, ту, что за плотной шторой. Спустя полминуты он возвращается, неся с собой две толстые металлические цепи (каждая из них скована в сплошную окружность) и какое-то стекло в круглом металлическом корпусе на подставке, что-то вроде настольного зеркала.

Последний предмет он ставит на стол. Потом надевает одну цепь себе на шею, другую – обеими руками протягивает Мхову.

– Наденьте это, – говорит он.

– Зачем? – Мхов чувствует тупую, смертельную усталость. – Отдайте мне паспорт, я ухожу.

– Прошу вас, наденьте, – настаивает хозяин. – Это защитит, если что.

Мхов понимает, что оказался в цепких лапах свихнувшегося гэбиста, и чем больше он будет сопротивляться, тем дольше продлится эта чушь. «Не драться же с ним, – думает Мхов. – Опять же пёс. Не стрелять же в него». Перед его глазами, как живой, встаёт несчастный Дорсет и Мхов сдаётся. Но Срамному, решает он, эта магия будет стоить дорого.

Он встаёт с дивана и, нагнув шею, позволяет старику повесить на себя идиотскую цепь; она оказывается намного тяжелее, чем он думал.

– Вот так хорошо, – облегчённо вздыхает Бруно Брунович. – Теперь смотрите.

Он поворачивает штуковину в круглом корпусе лицевой стороной к Мхову.

– Это – Зеркало Вторичной Визуализации, или, как мы его в шутку называем, Зеркало Заднего Вида. Что вы в нём видите?

Мхов видит блестящую поверхность, по фактуре похожую на зеркальную, но в ней, в отличие от зеркала, не отражается ничего. На всякий случай, он подносит к поверхности руку, шевелит пальцами, но там по-прежнему пусто.

Он так и говорит:

– Ничего я там не вижу.

– Теперь внимание.

Хозяин тщательно поправляет цепь на себе, потом на Мхове.

И протягивает руку с паспортом к поверхности стекла.

Действительно интересно. Отражения руки не видать. Как и раньше, там не отражается ничего… кроме паспорта. Бруно Брунович листает паспорт перед «зеркалом», Мхов отлично видит отражение каждой страницы документа. И – ничего кроме этого.