Лорел Гамильтон - Лазоревый грех Страница 31

Он повернулся, держа ладонь на ручке двери.

Я положила руку на дверь, не давая ее открыть. Ашер сказал:

— Выпусти меня, Анита. Ты сама знаешь, что этого не хочешь.

— Что мне на это сказать, Ашер? Что ты прав? Что если бы сегодня Мюзетт не явилась, я бы не сделала этого предложения? Ты прав, не сделала бы. — Я прижалась спиной к двери. — Но мысль, что ты уедешь, что я никогда больше тебя не увижу... — Я замотала головой и была очень близка снова к слезам. — Ашер, не уходи. Пожалуйста.

— Я должен, Анита.

Он тронул меня за плечо, пытаясь отодвинуть с дороги, открыть дверь.

— Нет.

Он нахмурился:

— Ma cherie, ты меня на самом деле не любишь. Если не любишь меня и не хочешь меня, ты должна меня отпустить.

— Я люблю тебя, и я хочу тебя.

— Ты любишь меня как друга, ты хочешь меня, но хочешь ты многих, но не отдаешь им себя. У меня впереди вечность, но всего моего терпения не хватит, чтобы ждать тебя, ma cherie. Ты победила меня. Я мог бы попробовать соблазнить тебя, но... — Он снова чуть не коснулся изуродованной стороны лица, но снова уронил руку, будто не мог до себя дотронуться. — Я видел мужчин, которых ты отвергала. Таких безупречных, но ты уходила от них прочь без сожаления. — Он нахмурился так, будто не понимает, как это может быть, но это так. — Что я могу предложить такого, чего не было у них?

Он взял меня за плечи и попытался осторожно отодвинуть с дороги. Я прижалась спиной к двери, вцепилась в ручку.

— Нет.

Другие слова не шли мне на ум.

— Да, ma cherie, да. Пора.

Я замотала головой.

— Нет.

И прижалась к двери так, что утром на спине будут синяки. Я не могла его отпустить. И почему-то знала, что, если он откроет сейчас дверь, второго шанса у меня не будет.

Я молилась, чтобы пришли слова. Молилась о способности раскрыть свое сердце и не испугаться.

— Я позволила Ричарду от меня уйти. Я знала, что он уходит, но сидела на полу и смотрела ему вслед. Я не встала у него на дороге. Я считала, что это его выбор и нельзя удержать никого, кто не хочет, чтобы его держали. Так вот к черту все это, ко всем чертям. Не уходи, Ашер, молю тебя, не уходи. Я люблю, как сияют на свету твои волосы. Я люблю, как ты улыбаешься, когда забываешь прятаться и не хочешь ни на кого произвести впечатление. Люблю твой смех. Люблю скорбь в твоем голосе, похожую на вкус дождя. Люблю смотреть, как ты смотришь на Жан-Клода, на его походку, когда думаешь, что никто тебя не видит, потому что именно так смотрю на него я. Люблю твои глаза. Люблю твое страдание. Люблю тебя.

Я пододвинулась ближе, обвила его руками, прижалась щекой к его груди, отерла слезы шелком его рубашки и шептала не переставая: «Люблю тебя, люблю тебя», — а он поднял мое лицо и поцеловал — впервые поцеловал меня по-настоящему.

Глава 12

Мы прервали этот нежный поцелуй, и я отвела Ашера за руку к постели. Он упирался, как ребенок, которого ведут спать.

Жан-Клод стоял у кровати с ничего не выражающим лицом, как он это умеет.

— Есть одна вещь, которую я должен сказать до начала. Я держу ardeur ma petite под контролем, но наступит момент, когда мне придется контроль снять. Я не могу ручаться за то, что произойдет после этого.

Мы с Ашером стояли рядом с ним, держась за руки. Он цеплялся за мою руку с горячностью почти болезненной. Но в голосе его не было напряжения, ощущавшегося в теле.

— Если бы я думал, что только ardeur заставляет Аниту желать меня, я бы отказался, потому что, когда ardeur остынет, она оттолкнет меня, как было раньше. — Он поднес мою руку к губам и поцеловал, почти не прикасаясь. — Но я знаю, что Анита желает меня. Ardeur может приходить и уходить, мне это теперь все равно.

— Ma petite? — спросил Жан-Клод.

— Я бы предпочла сделать все, что возможно, раньше, чем проснется ardeur, но понимаю, что это будет... трудно для вас. — Я пожала плечами. — Не знаю. Знаю только, что решилась на это, и потому, думаю, все будет нормально.

Он приподнял бровь:

— Ma petite, ты не умеешь лгать убедительно.

— Вот это уж неправда! — возмутилась я. — Я давно научилась.

— Только не мне.

Я пожала плечами:

— Стараюсь по крайней мере, Жан-Клод. — Я поглядела на потолок, будто видела небо через слои камня. — Одно я знаю точно: я хотела бы все закончить до рассвета. Очень не хочется, чтобы вы оба вдруг вылиняли в середине процесса.

— Ma petite все еще настороженно относится к факту, что мы умираем на рассвете, — пояснил Жан-Клод.

— Сколько сейчас времени? — спросил Ашер.

Я глянула на часы.

— У нас где-то два с половиной часа.

— Времени в обрез, — сказал Ашер. И от его слов — или от интонации — Жан-Клод по-мужски хохотнул, как делают только мужчины и только насчет женщин или секса. Кажется, раньше я от Жан-Клода никогда такого звука не слышала.

Вдруг я как-то осознала, что я здесь единственная женщина, а оба они — мужчины. Понимаю, что это звучит глупо. Я же знала это все время, но... как-то вдруг почувствовала. Как когда входишь в бар, и все следят за тобой глазами, как львы за антилопой.

Если бы кто-нибудь из них сейчас посмотрел на меня такими глазами, я бы, наверное, прыгнула прочь, но этого не случилось. Жан-Клод залез на кровать, все еще полностью одетый, и протянул мне руку. Я глядела на эти длинные бледные пальцы, грациозные даже в таком легком движении. Рука Ашера нежно стиснула мою другую руку.

И я поняла, что, если я сейчас сдрейфлю, все будет кончено. Они давить не станут. Но Ашер уйдет — не сегодня, но вскоре. А я не хотела, чтобы он уходил.

Я взяла руку Жан-Клода, и он помог мне влезть на шелковое покрывало. Шелк, знаете, скользит, когда ты в колготках. Руки мужчин помогли мне не упасть с кровати и наполовину втянули на нее.

— Почему это, — спросила я, — ты никогда не соскальзываешь с кровати, когда одет в шелк?

— Столетия тренировок, — ответил Жан-Клод.

— Я помню время, когда ты не был таким умелым, — произнес Ашер. — Помнишь герцогиню Виканте?

Жан-Клод покраснел — точнее, чуть порозовел. Я даже не подозревала, что он на это способен.

— А что было? — спросила я.

— Я упал, — ответил он, стараясь сохранить достоинство, но не получилось — он расплылся в улыбке.

— Он забыл добавить, что при этом порезал подбородок об осколок серебряного зеркала, которое разбил, когда упал с герцогини и ее шелковых простыней. Кровь по всей спальне, а на пороге — обманутый муж.

Я посмотрела на Жан-Клода. Он кивнул и пожал плечами.

— Что было дальше? — спросила я.

— Герцогиня порезала себя осколком стекла и сказала мужу, что это ее кровь. Очень была находчивая женщина эта герцогиня Виканте.

— Значит, вы знали друг друга еще до того, как стали такими искусниками.