Энн Райс - Мумия Страница 31

О господи! Генри содрогнулся. Дейзи что-то сказала, и когда он поднял глаза, то увидел, что она стоит у каминной полки, позируя в корсете и шелковых чулках. Ее груди соблазнительно выпирали из кружевных чашечек корсета, на плечи спадали белокурые локоны. Поза была очень пикантная – приятно посмотреть, приятно пощупать. Но не сейчас.

– Ты говоришь, что эта чертова мумия вылезла из своего ящика и обхватила твое горло своими погаными руками? И ты говоришь, что она нацепила на себя поганый халат и тапочки и разгуливает по этому долбаному дому?

Проваливала бы ты, Дейзи! Перед мысленным взором Генри возникла картина: вот он вынимает из кармана свой нож, тот самый, которым заколол Шарплса, и вонзает его в Дейзи, прямо в горло.

Раздался звонок. Неужели она пойдет к двери в этом неглиже? Ты идиот! Неужели это тебя беспокоит? Генри вжался в стул и полез в карман за ножом.

Цветы. Она вернулась с огромным букетом цветов, который вручил ей кто-то из обожателей. Генри расслабился.

Что она делает? Почему так странно смотрит на него?

– Мне нужен пистолет, – сказал он, не поднимая глаз. – Кто-нибудь из твоих друзей-бандитов смог бы достать для меня пистолет?

– И не подумаю связываться с этим!

– Ты будешь делать то, что я говорю! – прикрикнул Генри. Если бы она знала, что он уже убил двоих! Он чуть было не убил женщину. Чуть было. А кроме того, ему страшно хотелось причинить Дейзи боль, хотелось посмотреть, какое выражение лица у нее будет, когда нож войдет в ее горло. – Иди к телефону, – приказал он. – Позвони своему придурочному братцу. Мне нужен небольшой пистолет – чтобы легко прятать под пальто.

Она что, собирается заплакать?

– Делай, что говорят, – велел он. – А я пойду в клуб, заберу кое-что из одежды. Если мне кто-нибудь позвонит, скажешь, что я здесь, поняла?

– Тебе нельзя никуда ходить в таком состоянии!

Генри с трудом встал со стула и пошел к двери. Пол качался под ногами, Генри прислонился к дверному косяку и долго стоял, упираясь лбом в дверь. Он пытался вспомнить, было ли время, когда он не чувствовал такой усталости, злости и отчаяния. Обернувшись, Генри посмотрел на любовницу:

– Если, вернувшись, я узнаю, что ты не сделала…

– Я все сделаю, – выдохнула Дейзи. Она бросила цветы на пол, сложила на груди руки и, повернувшись спиной, опустила голову.

Повинуясь безотчетному порыву, Генри решил, что настал момент разрядить обстановку. Надо быть любезным, обходительным, даже нежным, хотя один только вид этой согнутой в рыданиях спины заставил его стиснуть зубы.

– Тебе ведь нравится эта квартирка, правда, милая? – спросил он. – И тебе нравится пить шампанское и носить меха. А скоро я подарю тебе автомобиль – он тебе тоже понравится. Но сейчас я очень нуждаюсь в послушании. Мне нужно время.

Он увидел, как Дейзи кивнула. Она не успела обернуться, как Генри быстро вышел в коридор.

Чемоданы Генри забрали.

Джулия стояла у окна, наблюдая за неуклюжим и шумным немецким автомобилем, который медленно ехал по улице. Она не знала, что делать с Генри.

Обратиться за помощью к властям? Об этом нечего и думать. Не только потому, что нельзя предъявить свидетеля низости Генри. А потому, что Джулии была невыносима даже мысль о том, как будет страдать Рэндольф.

Чутье подсказывало ей, что Рэндольф ни в чем не вино­ват. И она прекрасно понимала, что известие о преступлении Генри станет для него роковым ударом. Она потеряет дядю, как потеряла отца. И хотя дяде далеко до ее отца, все же он был ее плотью и кровью, и Джулия очень любила его.

Она смутно припомнила то, что Генри говорил ей сегодня утром. «Кроме нас, у тебя никого нет». Ей стало так больно, что она снова чуть не расплакалась.

На лестнице раздались шаги, и это привело Джулию в чувство. Она обернулась. И увидела единственного в мире человека, который мог снять с нее это бремя, хотя бы ненадолго.

Ради этой минуты она одевалась очень тщательно. Убеждая саму себя в том, что каждое ее действие является для него примером, Джулия выбрала из своего гардероба самый изысканный костюм; лучшую черную шляпку с шелковыми цветами; и, разумеется, перчатки; и все это для того, чтобы познакомить его с современной модой.

Кроме того, ей хотелось выглядеть в глазах Рамзеса привлекательной. Джулия знала, что шерстяной костюм цвета красного бургундского вина ей идет. Она увидела, как царь спускается по ступеням, и сердце ее заколотилось.

Он вошел в зал, и у Джулии перехватило дыхание; Рамзес стремительным шагом приближался, явно намереваясь поцеловать ее.

Она не отступила.

Царь отлично справился с отцовским гардеробом. Прекрасные туфли, темные носки. Рубашка застегнута по всем правилам. Галстук завязан весьма оригинально, но смотрится превосходно. Даже запонки на месте, как положено. Что ни говори, он поразительно красив в этом шелковом жилете, наглаженном черном смокинге и серых фланелевых брюках. Он не справился только с кашемировым шарфом и обвязал его вокруг талии, очевидно приняв его за кушак, – так одевались в старину солдаты.

– Можно? – спросила Джулия, снимая шарф и накидывая его Рамзесу на шею, под пальто. Аккуратно разгладила, стараясь не делать резких движений.

Его голубые глаза не отрываясь смотрели на нее, на губах играла странная задумчивая улыбка.

Теперь начнутся приключения. Они вместе выйдут из дома. Джулия собиралась показать Рамзесу Великому двадцатое столетие. В ее жизни не было столь волнующего момента.

Когда Джулия отпирала дверь, царь взял ее за руку и ласково притянул к себе. Ей опять показалось, что он собирается поцеловать ее, и волнение неожиданно сменилось страхом.

Он это почувствовал; остановился, слегка ослабил объятия, потом наклонился и нежно поцеловал ее. И улыбнулся озорно.

Боже, а она еще собиралась сопротивляться!

– Пошли. Мир ждет нас! – сказала Джулия, махнув рукой проезжавшему мимо экипажу и слегка подтолкнув царя.

Но он замер, осматривая уходящую вдаль широкую улицу, дома с их, металлическими оградами, массивными дверьми и кружевными занавесками на окнах; дым, поднимавшийся в небо из каминных труб.

Какой радостью, какой энергией и страстью должно было наполнить его созерцание лондонского утра! Пружинистой походкой Рамзес последовал за Джулией и ловко взобрался на заднее сиденье кеба.

Джулия подумала, что никогда не замечала в своем обожаемом Алексе и проблеска подобного жизнелюбия. На миг ей стало грустно, но не потому, что она вспомнила про Алекса, а потому, что поняла: очарование прежней жизни разрушилось и отныне все будет совсем по-другому.

Заваленный книгами кабинет Самира в Британском музее был маленьким и тесным, возможно, из-за того, что в центре стояли большой письменный стол и два кожаных кресла. Но Эллиоту он показался довольно уютным. И, слава богу, благодаря небольшому камину, здесь было тепло.