Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха Страница 31

Она обняла всех по очереди, перекрестила, а когда настал черед прощаться с Настей, обе женщины прослезились… В груди Хранительницы гор, волшебницы, преисполненной великих знаний, все эти годы продолжало биться горячее и страдающее человеческое сердце, понимающее, что виделись они в первый и – увы! – последний раз…

Как только тропинка стала поворачивать за скалу, ребята увидели невдалеке большую дорогу. Надо же – как близко от нее пришлось провести ночь! Оглянувшись, они еще смогли разглядеть Хранительницу и стаю настороженных волков, но когда попытались взглянуть на нее снова – и вход в пещеру исчез, и фигурка старухи, и окружавшие ее звери… Силуэты обступивших гостеприимное убежище вершин оказались почти на горизонте. Ничего себе! Многочасовую дорогу путники одолели за несколько минут!

– В горах и не то бывает. Горы – они такие, – пробормотал опытный Никита, стараясь не выказывать своего изумления – он же вновь стал командиром отряда!

Но некогда было удивляться и ахать, дорога звала, и хотелось оказаться подальше от страшного ущелья, похоронившего бедного Петра и натравившего на них таинственную нечисть.

Вскоре на дороге раздался гул мотора и подъехавший – как по заказу! – рейсовый автобус увез путешественников в Барнаул. Предстоял нелегкий разговор с Анной…

Данила сидел нахохлившись и смотрел в окно автобуса. Но не зимний пейзаж с далекими горами плыл у него перед глазами, а… тихие залы библиотеки Ватикана, где он совсем недавно стажировался после Сорбонны. Князь наконец вспомнил, где уже видел точно такой же свиток пергамента с неведомыми письменами: там, в папском святилище знаний, когда молодой библиотекарь случайно ошибся и принес ему не заказанную книгу, а вот такой же манускрипт… Данила еще запомнил, как переполошился старенький почтенный архивариус, – позеленел, гневно зыркнул на помощника и сразу свиток с превеликой осторожностью свернул, уложил в специальную шкатулку и куда-то унес, растворившись в недрах…

Глава 16 Проклятие царя Соломона

Царь стоял на просторной террасе дворца и смотрел на восход солнца с грустью. И новый день, и нежное персиковое зарево, и пение птиц не радовали его. Годы мира и процветания в стране так и не принесли мира душе, снедаемой страстями, перед которыми вся его мудрость правителя была бессильна. Да и что значит «мудрость»? Вовремя найти верных деятельных помощников, да следить, чтоб не проворовались и не возомнили о себе невесть что. Ему не пришлось бороться за трон, все сделала мать, красавица и умница Вирсавия.

Но тяжким бременем легла на душу сына история его происхождения, которую мать поведала на смертном одре. Чтобы заполучить её в свою опочивальню, царь Давид послал на заведомую гибель первого мужа Вирсавии, преданного своего военачальника Урию. Сделав его на самом деле преданным… Ужаснулся тогда Соломон, узнав, что он – дитя преступления, тягчайшего из всех…

А еще мать призналась, что никогда не любила беззубого старика Давида – в ее сердце навсегда остался смелый воин Урия, так подло загубленный царем… Уходя на смерть, Урия нежно, очень нежно простился с женой. В день его гибели Вирсавии стало понятно, от кого она понесла дитя. Соломон не был сыном царя-сластолюбца, который поверил, что ребенок родился недоношенным. Вот что скрывали золото и пурпур пышных чертогов: грязь, кровь и предательство, нераздельно связанные с высшей властью… Давид как был, так и остался в душе главарем шайки бандитов, узурпатором, уверенным в своей «счастливой звезде». Став царем, остепенился, конечно, – завел двор с затейливыми ритуалами и многочисленной челядью, окружил себя роскошью… Но, напиваясь, все порывался пуститься в пляс, смерд ничтожный!

Соломон вырос в этой баснословной роскоши, – прирожденным царевичем, а не убогим пастухом, как тот простофиля, считавшийся его отцом. Ни бегства на чужбину не довелось испытать, ни лишений, ни кровавых сражений, когда и жизнь простого лучника, и жизнь царя одинаково висят на волоске… В положенное время занял «трон отца» законным образом. Неукротимая Вирсавия, в память о горячо любимом первом муже, исторгла из уст Давидовых клятву, что сделает он ее сына своим наследником, против всех прав старших сыновей.

Лучезарно начиналось царствование Соломона. Все стелилось ему под ноги, и любое желание по счастью быстро исполнялось. Впрочем, ничего невероятного, невыполнимого Соломон никогда не желал – потому и прозвали его в народе «мудрейшим из мудрых».

И вот, подойдя к роковым сорока, он вдруг понял, что нет ничего ужаснее этого бесконечного и беспрекословного исполнения желаний. Он покорил своей воле всё и вся, а своего сердца так и не познал, и не было ему наслаждения в победах…

С невыразимым отвращением великий царь посмотрел на перстень с крупным темным сапфиром… Вот он, корень всех его разочарований! Давно уже Соломон заметил, что стоит чего-либо пожелать – любви красавицы или покорности соперника, – и перстень наливался ликующим васильковым светом, а желание исполнялось. Поначалу эта могущество радовало… Только люди, покоряясь, становились как восковые куклы, и взоры их гасли столь же стремительно, сколь торжествующе начинал сиять камень… Много ли радости обнимать очередную знойную красавицу, если знаешь, что она во власти перстня и не в силах тебе отказать?

Слава о бесчисленных женах и наложницах царя Израиля облетела весь подлунный мир, но ни одна из них не любила человека по имени Соломон… Царь исполнял любые желания своих возлюбленных, надеясь увидеть в их пустых глазах хоть искорку живого чувства, хотя бы благодарность! Осыпал драгоценностями. Разрешал поклоняться чуждым, странным богам – страну наводнили языческие идолы. Но женщины оставались покорны, холодны и сердца их – бесконечно далеки… Народ роптал, но всякий, кто осмеливался высказать протест, немедленно испытывал на себе неодолимую власть загадочного сапфира, и ропот на время затихал.

Царю стало невмоготу наедине со своими печальными мыслями. Он покинул террасу и сквозь чреду пышных залов стремительно проследовал в опочивальню, провожаемый раболепными поклонами испуганных слуг. Тоска достигла предела, и вдруг Соломон, сжав губы, резким движением сдернул с руки ненавистный перстень и спрятал его в ларец слоновой кости, окованный в серебро. И ларец, и перстень были подарками хитроумной царицы Шебы. В годы молодости Соломона, только вступившего на престол, она прибыла в Иерусалим и пыталась очаровать его и зачать сына от могущественного царя, уже слывшего мудрецом. Ибо нелегко слабой женщине удерживать власть в обширном богатом государстве. Он переспал и с ней, еще не зная о чудесной силе ее подарка. Не знала тайны и сама царица, иначе никогда не рассталась бы с дивным сапфиром! Правда, и властительница Шебы отдалась ему без любви, – лишь вынашивая свои властолюбивые планы… Ее собственной воли хватило бы на трех царей!