Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник) Страница 31

Теперь они больше не могут молчать. Им посоветовали во всем сознаться. Они вняли совету.

Президент вынужден извиниться перед согражданами. Да, мы вам врали. Да, нам очень стыдно. Мы больше не будем. Полная прозрачность. Показать всё, что скрыто.

Новый этап переговоров по ограничению наступательных вооружений, конечно. Это давно назрело. Надеюсь, наши советские партнеры пойдут нам навстречу. Мы очень виноваты. Чем мы вообще думали, а?

– Республиканцы в заднице, – с удовольствием сказал Хоторн. – Ставлю ящик «Варадеро», что на следующих выборах победит демократ – этот черный парнишка, как его…

Подольский ударил с ним по рукам:

– Ничего не меняется, папаша, – сказал он. – Не-не-не… Попомни мои слова.

Я разделил их загорелые лапы своей ладонью, закрепляя пари.

Перед глазами плыло. Цветные круги, веселые шутихи. Я прикрыл глаза, потер переносицу, помассировал виски… Как же я устал.

– Как вы всё это обтяпали? – бормотал я себе под нос. – Что же вы за люди такие?

– Маги не выдают своих секретов, – наставительно покачал пальцем Подольский.

– Мы празднуем, – сказал мне Хоторн. – Моему другу дали третью золотую звезду.

– Когда только я ее получу? – махнул рукой Подольский, смахивая с барной стойки свою выпивку. – До Атлантиды почта ходит, сам знаешь как…

– Еще один дайкири для моего друга, – позвал Хоторн бармена.

– Вы просто безумные хренадолы, – сказал я.

– Полегче, сынок. Если хочешь получить мое отцовское благословение. Ведь ты же приехал за этим? Кожухов мне намекал, конечно, но я сперва не поверил…

– Ты старый облезлый хитрожопый чертяка, – перебил его Хоторн. – Вот ты кто. Я тебя обожаю.

– Многоходовка, – сказал Подольский. – Кто-то должен был подкинуть им липу, дать всему процессу закрутиться. Они давно корпели над проектом, не хватало только единственного недостающего звена. «Асбест-тринадцать». Мы дали им то, чего им так не хватало. Шестеренки закрутились… От радости они потеряли голову. А парни из Р’льеха и Ирама – можно называть их как угодно – адскими отродьями, головоногими уродами, жадными до власти упырями, – но дураками они никогда не были. Где мое пойло, наконец?

– Не налегай на выпивку, – посоветовал Хоторн, толкая к нему новый стакан. – Скоро в порт. Я сам вас отвезу.

– Я не сяду в эту твою ржавую развалину, ни за что на свете!

– У нас, может, и заправляют всякие кретины, – ответствовал Хоторн, – но уж по части автомобилей мы точно утерли вам нос, камрад.

– Брешешь ты всё, Чеви.

Портовые свистки пели над пиками мачт, верхушками пальм и остриями шпилей. Они пели ночи напролет, вспоминая с тоской сонную оцепенелость штиля и неистовость штормов.

Тайная музыка океана. Я слышал ее в своих снах, я слышал ее всегда – только не знал, что за корабли, приходящие на Землю из неведомых краев, подают мне эти сигналы?

Вечерняя звезда проступила надменно и чинно – брильянтовой заколкой на закатной парче. Она напомнила мне ту безделицу из белого металла, что прислал, благодаря за японские снасти, дедушка Тритон. Возможно, то был намек? Возможно, он уже тогда знал?

Когда пришла ночная тьма, свет звезды стал особенно ярок. Он слепил. Она была уже не тайным знаком – но навязчивым бредом. Чертила в моем воображении причудливые горы, пышные цветники, изящные дворцы.

Это моя родина шлет мне привет. Моя Атлантида.

В преданиях и предметах глухой старины, сокрытых густой пылью и мхом, мне видятся знаки непрерывности. Тайные письмена, что повествуют об измерениях, где минувшее – всё еще живо. Где обретается то, что навеки было сокрыто от нас. Всегда. Нетленно. Неизменно.

В закате, в увитых плющом ржавых фермах, в замшелых нагромождениях каменных руин, источенных дождями дольменах – еще слышен заблудившийся отзвук минувших эпох. Они не мертвы. Они просто спят. Цитадель, выстроенная из веков, в такие мгновения как никогда близка.

Ульяна встречала меня на пристани. В венке из белых цветов, в белоснежном платье, длинным подолом которого играл бриз. Раньше я не мог представить ее в подобном наряде, но здесь он был уместен. Куда уместнее моего мятого макинтоша, мятой шляпы, кругов под глазами и трехдневной щетины.

В первый вечер на Атлантиде я выпил за здоровье Свански. Коктейль с зонтиком и оливкой. Да, у них тут нашелся бар. Сколько угодно этого добра.

В первую ночь мне приснился сон. Впервые в нем не было самой Атлантиды.

Зато в нем был почтальон, который постучался в нашу с Ульяной дверь. Он принес телеграмму от товарища Кожухова:

«Отличная работа Параноик зпт горжусь тобой вскл всё идет по плану зпт жди инструкций тчк».

Проснувшись, я уткнулся носом в затылок Ульяны, обнял, прижал ее к себе. Она прошептала что-то в полусне.

– Слушай, а здесь есть телеграф? – спросил я одними губами.

Она спала.

У меня было такое чувство, что каким бы ни был ее ответ – это уже ничего не изменит.

Шестое чувство подсказывало.

Владимир Компаниец

КУКОЛКИ-МАЛЫШКИ

Могу ли я хоть кому-то поведать о том, что произошло со мной? Доверить другому человеку кошмар, свидетелем которого я стал, и тем самым, возможно, навлечь на него опасность? Если, конечно, произошедшее не плод моего воспаленного мозга, а реальность, такая же, как стоящая передо мной на столе печатная машинка, или початая бутылка виски, или лежащий в кармане пиджака «дерринджер» – смертоносный малыш, с никелированным стволом и черной обоймой, вмещающей пять патронов. Ну, что же, вскоре всё встанет на свои места, и истина, какой бы она ни была, предстанет передо мной во всей красе. А пока у меня еще есть время, я запишу всё, что со мной произошло. И если этот кошмар всего лишь плод моего воспаленного мозга, то записи станут ярким свидетельством моего безумия. Если же нет, если этой ночью со мной произойдет нечто ужасное, я искренне надеюсь, что записи попадут в руки человека смелого и решительного, который не побоится придать их огласке и передаст мою исповедь в газеты.

С чего же начать? Пожалуй, с того утреннего звонка…

Чуть больше месяца назад я был поднят с постели настойчивым звонком телефона.

– Мистер Воннегут? – осведомился незнакомый прокуренный голос.

– Да, – машинально ответил я.

– Это из полиции, – и прокашлявшись, на другом конце трубки продолжили: – Моя фамилия Дженкинс. Я звоню по поводу вашего начальника. Ваш телефон записан первым в его книжке…

– Что-то с мистером Гаррисоном? – встревоженно спросил я, сбрасывая остатки сна.

– Он найден мертвым, в своем доме.

– О боже! – выдохнул я.

– Мои соболезнования, – сказал полицейский и тут же вернулся к делу. – Вы не могли бы ответить на некоторые вопросы?