Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи Страница 32

— Я уверен, вы еще не спите в этом здании, Хлоя? — осведомился Исидро, когда девушка поставила лампу на стол.

— Нет, — сердито ответила она. Отошла в угол и уселась там на резной, обитый ситцем стул. Комната была обставлена мебелью разных стилей, пухлые кресла дисгармонировали с лакированным секретером, заставленным книгами. В отличие от предыдущих резиденций вампиров, виденных Эшером, комната не поражала изобилием вещей. Сквозь приоткрытую дверь за креслом леди Антеи виднелась крохотная спальня с наглухо завешенным окном, наверняка снабженным ставнями. Гроба нигде видно не было, и Эшер предположил, что он должен стоять где-нибудь в гардеробной.

— Лайонел ушел, — мягко сообщила леди Эрнчестер. Ее чайного цвета глаза были устремлены на Эшера. Она вновь уложила волосы, скрыв следы схватки с Гриппеном, и, естественно, сменила платье. Теперь на ней был костюм из пурпурно-черной тафты, возможно, сшитый в мастерской Минетты. — Вы приобрели опасного врага. Он сильно обжег руку, коснувшись вашей серебряной цепи.

Эшер отметил втайне, что это был хороший урок хозяину вампиров, но, разумеется, мыслью этой не поделился. Тело его ныло и болело до сих пор от удара о стену. Он напомнил себе, что положение его было по-прежнему отчаянно опасным, и все же отсутствие Гриппена его немного взбодрило. Он осмотрел секретер, стоящий как раз под газовым рожком, открыл ящики. Все они были пусты.

— Это работа Лайонела, — снова подала голос Антея. — Он сказал мне, что сделал то же самое в доме Недди.

— Вот он-то как раз запирает конюшню, когда лошади уже убежали. — Эшер повернулся и принялся внимательнейшим образом осматривать помещение: от французских книг на полке до подушек дивана с верблюжьей спинкой. Искоса он взглянул на Исидро, стоявшего рядом с креслом Антеи. — Если серебро так скверно на вас действует, то как же вы расплачиваетесь с портным?

— Спросите у любого джентльмена, как это делается, — с легкой улыбкой сказала Антея. — Можно годы, если не столетия, ни разу не прикоснуться к монете. Раньше мы использовали золото. Банкноты и прочие ценные бумаги явились для нас поистине Божьим даром. Хотя можно пользоваться и серебром, только, конечно, в перчатках.

— В кожаных, — бесцеремонно вмешалась Хлоя. — И не замшевых каких-нибудь — из толстой кожи. А шелк эта штука прожигает насквозь.

— В самом деле? — Антея чуть приподняла брови. — Не замечала.

Исидро воздел длинную узкую ладонь. — Я подозреваю, что с возрастом реакция на серебро становится не такой страшной. Если бы вы, Хлоя, схватились за цепочку, как Гриппен, руку у вас раздуло бы до плеча и вы бы в придачу долго болели. Так было и со мной как раз накануне большого пожара. Удивительно все-таки хрупкая штука эта наша псевдоплоть.

— Помню, — медленно произнесла Антея, — как я первый раз коснулась серебра — это было шитье на одном из моих новых костюмов. Я не сразу поняла, что это за жжение, но потом долго болела. Страшная жажда и невозможно охотиться. Чарльзу пришлось делать это за меня — приводить… — Она замолчала внезапно и отвела взгляд. Прекрасное лицо ее было бесстрастно.

Поразмыслив, Эшер пришел к выводу, что приводимые в Эрнчестер-Хаус жертвы должны были, во-первых, быть людьми, поскольку вампиры питаются не только кровью, но и агонией человека, а во-вторых, обладать очень податливой психикой.

— Детишек, что ли? — Смех Хлои был холоден и звонок. — Боже, ты могла бы добраться до моих братишек и сестренок — у нас в семье этого добра хватало с избытком. Подумать только, каждый из них давно расплодился… — Она оборвала фразу и тоже отвернула кукольное личико. Потом изобразила вздох. — Странно… Вижу девчонок, с которыми когда-то работала в опере — уже старенькие, не то что танцевать — моряка на улице подцепить не могут. А я вот могу заявиться в оперу хоть сейчас — и примут в балет, представляешь? Старый Гарри меня наверняка узнал бы. А вот его самого уже узнать трудно…

Она снова замолчала, глаза ее были устремлены куда-то далеко-далеко, в прошлое. Точно так же недавно Антея видела себя стоящей на Харроу-Хилл над горящим Лондоном, и раскаленный ветер овевал ее тогда еще смертную плоть.

— Забавно все это, вот что, — странно изменившимся голосом произнесла Хлоя.

Эшер почувствовал легкое помутнение в мозгу — это Хлоя пыталась уйти незаметно.

Антея быстро взглянула на мужа, и тот последовал за девушкой, причем куда более бесшумно и неуловимо.

— Становится легче, — мягко сказала графиня, снова поворачиваясь к Эшеру, — когда все, кого мы знали, уйдут из жизни. Тогда они ни о чем уже вам не напомнят. — Ее темные брови сдвинулись, вновь придав ее лицу совершенно человеческое выражение. — Даже для бессмертного возраст значит многое.

Она встала и скользнула из комнаты; коротко прошуршала темная тафта.

Некоторое время Эшер стоял у очага, скрестив на груди руки, и разглядывал Исидро в янтарно-розоватом свете ламп. Вампир по-прежнему стоял у опустевшего кресла и задумчиво смотрел на дверь. Эшеру представилось, что Исидро вслушивается сейчас в легкие шаги леди, безошибочно различая их среди лондонского шума — грохота колес на Солсбери-Плейс, рева Флит-стрит, подземной дрожи метрополитена, шелеста реки под парапетами набережной и голосов людей, что толпятся сейчас на ночных мостовых.

Наконец Исидро заговорил:

— Хлоя переживает опасное время. — Загадочные глаза вновь были устремлены на Эшера. — С вампирами это бывает. Существуют периоды ломки — я и сам прошел через это, через некоторые из них… Когда вампиру лет тридцать-сорок, он видит, как знакомые его стареют, уходят из жизни, становятся неузнаваемыми. А еще лет через сто уходит в прошлое целый мир, не оставляя даже мелочей, столь тебе дорогих. Все вокруг становится чужим, незнакомым, и тогда легко затосковать, утратить осторожность и не заметить, что солнце уже встает.

Он взглянул на Эшера, и что-то вроде горькой усмешки обозначилось в уголках его тонкого рта.

— Иногда мне кажется, что Чарльз и Антея немного устали. Они изменяются вместе с миром, как нам и подобает, но делать это им становится все труднее и труднее. Меня самого бесит нынешняя грубость продавцов и эта фабричная сажа, застилающая небо. Мы, как струльдбругги доктора Свифта, старые люди и склонны к бессмысленным разговорам о старине. От времен короля Чарльза почти ничего не сохранилось, а от моих времен — и вовсе ничего. Кроме Гриппена, разумеется. — Улыбка стала сардонической. — Каков компаньон для бессмертия?

Он подошел к камину, возле которого стоял Эшер, и задумчиво пошевелил носком дорогого ботинка белый бумажный пепел, подобный тому, что украшал холодный очаг Недди Хаммерсмита.