Александр Чамеев - История с призраком Страница 32

— Нет, филе уже не приносите… черепашьего мяса? Пожалуй… — Он приветливо оглядел стол. — Извините, что покинул вас, однако из-за пурги с проводами творится не пойми что, и мне пришлось долго дожидаться хорошего соединения. Кажется, начинается настоящая буря.

— Дядя Джек, — подал голос юный Райнер. — Тут мистер Грисбен прочитал мне нотацию.

Мистер Лавингтон тем временем брал себе мяса.

— А… по какому поводу?

— Он считает, что мне стоит наведаться в Нью-Мексико.

— Я хотел, чтобы он немедленно отправился к моему племяннику в Санта-Пас{60} и оставался там до следующего дня рождения.

Мистер Лавингтон сделал дворецкому знак передать черепашье мясо мистеру Грисбену, который, накладывая вторую порцию, снова обратился к Райнеру.

— Джим сейчас в Нью-Йорке и послезавтра возвращается на личном авто Олифанта. Если вы решите ехать, я попрошу Олифанта оставить вам местечко. И когда вы проведете там неделю-другую — с утра до вечера в седле и каждую ночь не менее чем по девять часов в постели, — подозреваю, вы перестанете столь высоко ценить врача, который прописал вам Нью-Йорк.

Фэксон сам не знал, что заставило его подать голос:

— Я однажды был там — это чудесная жизнь. Я видел одного человека — он-то и вправду был очень болен, — который после этого будто заново родился.

— Да, звучит занятно, — рассмеялся Райнер, и в его голосе неожиданно прозвучало страстное желание поехать.

Дядя нежно взглянул на него.

— Вероятно, Грисбен прав. Удобный случай…

Фэксон испуганно поднял глаза: фигура, которую он едва различал в кабинете, теперь прочно заняла место позади мистера Лавингтона и стала более видимой и осязаемой.

— Правильно, Фрэнк: видите, ваш дядюшка это одобряет. К тому же ездить с Олифантом одно удовольствие. Откажитесь от нескольких дюжин званых обедов и будьте на вокзале Гранд-сентрал послезавтра в пять.

Ласковый взгляд серых глаз мистера Грисбена, словно ища поддержки, обратился к хозяину дома, и Фэксон, охваченный ледяной тревогой ожидания, неотрывно наблюдал за этим взглядом. Смотреть на мистера Лавингтона и не видеть того, кто стоял у него за спиной, было невозможно, и Фэксон ждал, что мистер Грисбен вот-вот изменится в лице, и тогда наблюдателю станет ясно, что происходит.

Однако мистер Грисбен ничуть не изменился в лице: взгляд, направленный на хозяина, остался безмятежным, и наблюдателю, к ужасу последнего, стало ясно, что никакой другой фигуры гость не видит.

Первым побуждением Фэксона было отвернуться, смотреть куда-нибудь в другое место, снова искать спасения в бокале шампанского, который дворецкий уже наполнил до краев; однако какая-то роковая сила внутри него непреодолимо, физически сопротивлялась этому, заставляя неотрывно глядеть на фигуру, которой он так боялся.

Эта фигура по-прежнему стояла за спиной у хозяина дома, еще более различимая и посему еще более похожая на него, и, когда Лавингтон продолжал с любовью смотреть на племянника, его двойник, как и раньше, не спускал с юного Райнера взгляда, полного убийственной угрозы.

Фэксон с усилием отвел глаза от этого зрелища, что потребовало от него самого настоящего напряжения мышц, и оглядел собравшихся за столом; но никто из них, судя по всему, ни в малейшей степени не сознавал того, что видел Фэксон, и его охватило ощущение смертельного одиночества.

— Это определенно стоит обдумать… — услышал он голос мистера Лавингтона; и меж тем как лицо Райнера просияло, лицо за спиной его дяди, казалось, вобрало в себя всю яростную усталость застарелой и неутоленной ненависти. С каждой мучительной минутой Фэксон чувствовал это все яснее. Соглядатай, стоявший позади хозяина дома, был уже не просто недоброжелателем; он устал, внезапно и безмерно. Его ненависть, казалось, поднялась из бездны тщетных усилий и расстроенных надежд, и от этого он начинал вызывать жалость — и одновременно еще больший страх.

Фэксон снова посмотрел на мистера Лавингтона, словно ожидая узреть в нем соответствующую перемену. Поначалу ничего не было заметно: деланая улыбка была привинчена к бесстрастному лицу, как газовый рожок к побеленной стене. Затем неподвижность этой улыбки стала зловещей: Фэксон понял, что ее носитель боится ее потушить. Сделалось очевидно, что и мистер Лавингтон тоже безмерно устал, и от этого открытия по жилам Фэксона пробежал холод. Посмотрев на свою нетронутую тарелку, он заметил манящее мерцание бокала с шампанским; однако от вида вина к горлу поступила тошнота.

— Что ж, скоро мы обсудим все детали, — услышал Фэксон голос мистера Лавингтона, который продолжал обсуждать будущее племянника. — А сначала давайте выкурим по сигаре. Нет… не здесь, Питерс. — Он обратил улыбающееся лицо к Фэксону. — После кофе я хочу показать вам картины.

— А кстати, дядя Джек, мистер Фэксон хочет спросить, нет ли у вас двойника.

— Двойника? — Мистер Лавингтон, все так же улыбаясь, по-прежнему смотрел на гостя. — Мне об этом неизвестно. Вы видели моего двойника, мистер Фэксон?

«Боже мой, — подумал Фэксон, — если я сейчас посмотрю на него, они посмотрят на меня оба сразу!»

Чтобы не поднимать глаз, он сделал вид, будто подносит к губам бокал; но сердце у него упало и остановилось, и он покосился на хозяина. Взгляд мистера Лавингтона был учтиво направлен на гостя, но волнение Фэксона несколько улеглось, когда он увидел, что фигура за креслом по-прежнему наблюдает за Райнером.

— Вы считаете, что видели моего двойника, мистер Фэксон?

Повернется ли второе лицо, если он скажет «да»? В горле у Фэксона пересохло.

— Нет, — ответил он.

— А! Их может быть целая дюжина. По-моему, внешность у меня самая заурядная.

— Я… ошибся… память подвела… — услышал Фэксон собственный запинающийся голос.

Мистер Лавингтон отодвинул стул, но мистер Грисбен внезапно подался вперед:

— Лавингтон! О чем мы только думали? Мы же не выпили за здоровье Фрэнка!

Мистер Лавингтон уселся обратно.

— Мой милый мальчик! Питерс, еще бутылку… — Он повернулся к племяннику. — После такой непростительной забывчивости я, пожалуй, не осмелюсь сам произнести тост… но Фрэнк все знает… Давайте, Грисбен!

Юноша радостно улыбнулся дяде:

— Нет-нет, дядя Джек! Мистер Грисбен не обидится. Только вы — в такой день!

Дворецкий наполнял бокалы. Мистеру Лавингтону он налил последнему, и тот протянул свою маленькую руку чтобы поднять бокал… Фэксон отвернулся.

— Ну что ж… Все хорошее, чего я желал вам все эти годы… Я молю Бога, чтобы грядущие годы были счастливыми, здоровыми и долгими… и долгими, мой дорогой мальчик!