Майк Гелприн - Самая страшная книга 2017 (сборник) Страница 33

Барбович начал говорить. Его речь была наполнена громкими и звонкими словами, от которых еще недавно штабс-капитан Беляев чувствовал дрожь в груди. Теперь эти слова ему приелись и ничего, кроме досады, не вызывали. Он слушал вполуха, а про себя думал: «Скорее бы „Пли!“ Зябко… А у Ефимцева был самогон, кажется».

Мечтая о выпивке, Беляев все не сводил глаз с тех двоих. Тот, что пониже, с лицом, заляпанным грязью, кого-то ему мучительно напоминал. Возможно, они когда-то встречались – там, в прошлой жизни. Впрочем, это уже неважно. Здесь, под Екатеринодаром, все было совсем по-другому. Не так, как раньше…

Тем временем подполковник Барбович закончил речь, откашлялся и объявил, что все желающие искупить позор могут выйти из строя и присягнуть Белому делу. «Зря, – подумал Беляев. – Большевизм сродни сифилису. От него так не вылечиться. Сами сгниют и других заразят». Почти все пленные сделали шаг вперед. Два комиссара и с ними еще несколько красных остались стоять на месте. Петр усмехнулся: ничего удивительного. Амнистия на таких все равно не распространялась. Жаль, что та парочка находится с другого края строя и нельзя будет всадить пулю в того невысокого и наглого.

Раздался зычный голос подъесаула Кременкова:

– Цельсь!

Петр поднял винтовку и прицелился. Спокойно и привычно встретил тупой взгляд чумазого красноармейца, что стоял в строю напротив него. «Прямо в лицо, – подумал штабс-капитан. – В дурной и упрямый лоб. Чтобы не мучился».

– Пли!

Беляев и остальные выстрелили. Тела повалились на землю.

– Вольно!

Некоторые из расстрелянных еще дергались и стонали, однако патронов на них пожалели. Кого-то добили штыками, кого-то – так… сбросили в ров к уже мертвым.

Беляев, скрипя зубами от брезгливости, сапогом перевернул труп застреленного им красного, а затем, охнув от усилия, столкнул его в яму. А пока отряхивался, вдруг подумал о том, каково это – вот так лишиться жизни. Не раз за столько лет, проведенных в окопах под звуками разрывающихся снарядов, он возвращался к этой мысли. Больно ли? Страшно?

– Ну-с, отставить, господин штабс-капитан, – тихо сказал он себе, ища глазами поручика Ефимцева. – Об этом мы еще подумаем. Не сейчас. Не здесь…

Январь 1920 года

– Сожгут ее, ироды, – прошептал бывший штабс-капитан Беляев и перекрестился: – Прости, Господи, нас, грешных!

Заметенная снегом река была не широка, десять – двенадцать саженей. Петр стоял на самой высокой части берега и печально смотрел туда, где над густо заснеженным лесом возвышалась церковь Святого Царевича Димитрия. «Ее глазами на нас смотрит Бог, – подумал Петр, и от этих мыслей ему стало еще тоскливее. – А если смотрит, то почему не остановит зло?»

Петр представил, как языки пожара жадно облизывают древние стены, растапливая рождественский снег; как старинные купола, не выдерживая звериной злобы, с шумом обрушиваются вниз, в самый эпицентр огня. Туда, где еще не успели сгореть остатки икон с изображением царственного мученика. Живые образы предстали перед глазами Петра, и внутри его на мгновение затеплился знакомый злой азарт. «Ну нет. Охолонись, штабс-капитан, – одернул себя Беляев. – Уже полгода, как эта война идет без тебя. Хватит… Пора домой».

Вздохнув в очередной раз, он поправил вязанку хвороста, взял в руки привязанную к саням веревку и побрел обратно, вдоль берега. Тяжело ступая по заметенной снегом лесной тропке, Петр постоянно оборачивался и следил за тем, чтобы ружье, запрятанное под сучьями, не выпало в сугроб. Вскоре он вышел к деревенской дороге, утоптанной конскими копытами, и пошел по ней, осторожно оглядываясь на замершие под снегом избы.

Деревня казалось пустой, однако Беляев знал, что большая часть ее жителей все еще оставалась здесь. Испуганные и подавленные, деревенские старались лишний раз не высовывать нос на улицу. Красные из города еще не приезжали, но все местные знали, что в соседнее Полухино неделю назад наведывались чекисты. Всю ночь полыхало зарево над лесом.

Он ждал того дня, когда в двери его дома постучат и снаружи раздастся: «Откройте, это ЧК». Видит Бог, за себя он не боялся. А боялся до дрожи в коленях за несчастную и добрую жену свою Анну и двух малолетних детей – Настю и Андрюшу. Когда он, переодетый в штатское, тайком вернулся домой, к семье, – даже тогда он знал, что рано или поздно за ним придут. И уже тогда, через старые свои связи в Москве, смог заказать одному бывшему унтер-офицеру, а ныне крупному столичному бандиту напечатать фальшивые совдеповские паспорта. Только бы до Херсона добраться, а оттуда, через местных контрабандистов, – в Белый Крым, где у доверенных лиц хранились его скудные накопления. А дальше – пароход до Стамбула, волны Черного моря и крики чаек. И новая жизнь – с чистого листа.

«Дождаться бы только документов для Ани и детей и бежать… бежать отсюда со всех ног!» – думал про себя Петр, отворяя калитку и затаскивая сани во двор.

Не дойдя до дома, он резко остановился. Ему почудилось что-то… Будто кто-то шел вслед за ним. Петр, не оборачиваясь, медленно склонился над санями и вытащил ружье. Затем резко обернулся. Никого.

Взяв хворост, Петр не сделал и пары шагов, как осознал, что худшие опасения его сбылись, – около входа виднелись чьи-то следы. «Уже?.. Не может быть! Не сейчас!» Беляев усилием воли взял себя в руки, осторожно положил вязанку в сугроб, взял ружье на изготовку и двинулся вокруг дома. Еще следы… Человеческие и лошадиные. Рядом – отпечатки полозьев саней.

Звук удара о стекло заставил его вздрогнуть. Судя по всему, он доносился со стороны гостиной. Петр направился в ту сторону. «Если потребуется, буду стрелять через окно, – решил он. – Главное, детей и Аню не зацепить».

Из дома через заиндевевшее стекло на него смотрели двое. «Кто вы?» – хотел спросить Беляев, но не решился, а только зачарованно уставился на неразличимые из-за ледяного узора лица. Он никак не мог разглядеть их черты.

С террасы послышались торопливые шаги. Следом раздался крик Анны.

– Петя! – закричала она. – Иди скорее в дом! Тебя ждет сюрприз!

Беляев опустил ружье и перевел дух, заметив, какой радостной выглядит жена. Та даже не обратила внимание на оружие, что он держал в руках.

– Ну скорее! Только тебя и ждем.

Анна склонилась над вязанкой хвороста. После нескольких тщетных попыток ее поднять она сдалась и позволила мужу внести поклажу в дом.

– Аня, кто у нас в гостях?

– Лучше будет, если ты сам это увидишь, – улыбнувшись, ответила она и скрылась в сенях.

Беляев, взвалив вязанку на плечо, отправился вслед за ней. Дом встретил его шумными голосами и топотом маленьких ножек. Анна взяла из рук супруга ружье и указала ему рукой на валенки.