Стивен Кинг - ОНО Страница 33

Не то чтобы его сильно беспокоил этот ночной звонок неизвестно от кого или что она засобиралась, хотя ей никуда не надо было ехать. Не эти проблемы гвоздем вколачивались в его мозг — тупо и болезненно от излишества пива и недосыпа.

Все дело было в сигарете.

Предполагалось, что она бросила курить. Но не выдержала — свидетельство тому торчит теперь у нее изо рта. И поскольку она все еще не замечала присутствия мужа, он насладился воспоминаниями о двух ночах, когда она всецело была в его власти.

— Я не хочу, чтобы ты курила в моем присутствии, — внушал он ей по приезде домой после вечеринки в Лейк-Форесте. В октябре — вот когда это было. — Пойми: это чертовски нервирует. И неважно, в гостях мы или в конторе. Такое впечатление, будто ты жуешь что-то вместе с соплями.

Том ожидал, что его отповедь вызовет у Беверли хотя бы искру протеста, но она лишь смотрела на него — робко и извинительно.

— Хорошо, Том. Забудем об этом, — сказала она мягко и покорно.

Она бросила. Том, вспоминая эту ночь, каждый раз приходил в прекрасное расположение духа.

Но через несколько недель они выходили вечером из кино, и Беверли, не задумываясь, закурила в вестибюле, продолжая выпускать клубы дыма, пока они проходили через автостоянку к своей машине. Вечер был ноябрьский, и ветер с маниакальной настойчивостью проникал во все дырки, заставляя плотнее запахивать одежду. Том еще припоминал, что с озера потянуло рыбой и еще чем-то смутным. Он сделал вид, что не обращает внимания, как она закурила. Даже открыл ей дверь и помог забраться в автомобиль. Он обошел машину, закрыл свою собственную дверь и требовательно произнес:

— Бев?!

Вынув сигарету изо рта, она повернулась к нему с вопросительным выражением, и тут он неплохо приложился: его тяжелая ладонь прошлась по ее щеке так, что он ощутил покалывание в пальцах, а голова Беверли откинулась назад. Глаза у нее округлились от удивления и боли… и чего-то еще, рука потянулась к месту пощечины, будто исследуя нанесенный ущерб. Она вскрикнула:

— О-о-о! Том?!

Он, прищурившись, наблюдал и жестко ухмылялся, всецело поглощенный ожиданием реакции. Его член в этот момент вытянулся в струнку, но Том не обращал на это внимания. Это позже. Теперь экзамен. Он попытался встать на ее позицию и определить третью составляющую на ее лице. Так. Сначала удивление. Потом боль. Затем…

(ностальгия)

…поиски в памяти и… озарение. На один миг. Но если она и оценила это, на лице ее это никак не отразилось. Теперь дальше. Представим себе, что она может ответить. Это казалось Тому таким же легким, как произнести свое собственное имя.

Могло быть: «Ты сукин сын!»

Могло быть: «Дома разберемся».

Могло быть: «Ты ударил меня, Том».

Но она лишь посмотрела на него как раненая газель.

— Почему ты сделал это? — Она попыталась сказать что-то еще, но не смогла и расплакалась.

— Брось это.

— Что? Что, Том? — Макияж сбегал по лицу грязными дорожками. Ему было наплевать. Его интересовала лишь реакция. Это было мерзко, но возбуждало его. Сучонка. Но чертовски сексуальная.

— Сигарету. Выбрось ее.

Наконец до нее дошло. Она ощутила свою вину.

— У меня из головы вылетело! — вскрикнула она. — Я больше не буду!

— Выбрось, Бев, иначе опять нарвешься.

Она подняла стекло и выбросила. Затем обернулась к мужу с бледным и перепуганным лицом сирены.

— Ты не можешь… не должен бить меня. Это скверно отразится на… наших… отношениях. — Напрасно она пыталась найти верный тон; у нее не выходило. Том был в машине с ребенком, страстным и дьявольски сексуальным, но ребенком.

— Можешь и должен — два разных понятия, малышка, — откликнулся Том, стараясь говорить спокойно, хотя внутри у него все кипело. — И я единственный, кто решит, чему быть в наших взаимоотношениях, а чему не бывать. Если тебя это устраивает — прекрасно. Если нет — ты свободна как муха в полете. И я не стану тебя задерживать. Могу наградить пинком в зад, но удерживать не стану. У нас свободная страна. Я понятно объяснил?

— Да, ты сказал достаточно, — прошептала она, и он ударил ее вновь, уже сильнее, потому что никакой девке не может быть позволено возражать Тому Рогану. А она вообразила себя английской королевой.

Беверли ударилась щекой о приборную панель. Рука ее автоматически нашаривала дверную ручку, но вскоре безвольно упала. Она забилась в угол как кролик, прикрыв рот, с запавшими, мокрыми, испуганными глазами. Том коротко взглянул на нее, вылез и обошел автомобиль. Промозглый ноябрьский ветер хлестнул по груди. Он открыл пассажирскую дверь.

— Ты хотела выйти, Бев? Я видел, ты пыталась найти ручку. Окэй. Я просил тебя кое о чем, и ты согласилась со мной, а потом забыла об этом. Окэй. Теперь ты хочешь выйти? Валяй, выходи. Ну какого дьявола! Выходи, черт возьми!

— Нет, — прошептала она.

— Что, не расслышал?

— Нет, не хочу выходить, — повторила она немного громче.

— Что, сигареты лишили тебя голоса? Может, тебе мегафон дать? В последний раз спрашиваю, Беверли. Постарайся сказать так, чтобы я расслышал: хочешь ты выйти из машины или хочешь вернуться со мной?

— Хочу вернуться с тобой, — невыразительно повторила она и сложила руки на юбке как провинившаяся школьница. Она не глядела в его сторону. По щекам катились слезы.

— Хорошо, — подытожил он. — Прекрасно. Но сначала скажи мне следующее, Бев. Скажи мне: «Я забуду о курении в твоем присутствии, Том».

Она посмотрела на него просительно. «Ты можешь заставить меня сделать это, — говорили ее глаза, — но не надо. Не делай этого, я же люблю тебя, разве этого мало?»

Да нет, этого не будет. И в глубине души она чувствовала, что они оба это понимают.

— Скажи.

— Я забуду о курении в твоем присутствии, Том.

— Хорошо. Теперь скажи «извини».

— Извини, — тупо повторила она.