Алексей Маврин - Псоглавцы Страница 33

Кирилл увязался за Лизой. Они перебрались через придорожную канаву, обросшую репейником, и по сухой траве пошагали к роще.

Могила отца под высокой сосной оказалась совсем запущенной. Некрашеный заборчик наклонился, деревянный крест тоже стоял косо.

— М-мы б-быстро, — сказала Лиза.

Она принялась торопливо скрести граблями по могиле, подбитой по краям досками, и вокруг, в ограде. Грабли вычёсывали космы сухой травы и веточки, из-под зубцов покатились сосновые шишки. Кирилл осторожно взял крест за лапу и вернул его в вертикальное положение.

В центре креста была пожелтевшая фотография под квадратиком мутного оргстекла. Довольно молодой мужчина в пиджаке как-то странно смотрел куда-то вбок, словно стеснялся, что умер. Кирилл узнал снимок. Такой же висел в доме у Токаревых, только там на руках у мужчины была шестилетняя Лиза, на неё мужчина и смотрел. Здесь Лизу отстригнули, но всё равно это показалось Кириллу жутким: словно Лиза должна быть в могиле вместе с отцом. Под фотографией темнела выжженная надпись: «Токарев Николай Петрович» — и даты.

Кирилл взял лопату, вышел из ограды и копнул в стороне, принёс земли и стал засыпать зазор, что остался от наклона креста. Потом утрамбовал землю ногой. Он подумал, не топчется ли он над головой похороненного, но Лиза ничего не сказала. Даже если и топчется — что из этого? Здесь, на кладбище, все казалось обыденным — сосны и берёзы, могилы и кресты, жизнь и смерть.

Лиза выгребла сор за ограду и остановилась, опершись на грабли.

— Папка меня любил, — совсем тихо сказала она.

Чем тише она говорит, понял Кирилл, тем лучше получается.

— Почему он умер? — Кирилл посчитал годы жизни по датам. — Ему же только сорок шесть было. Молодой.

— Его убили.

Лиза перекрестилась и начала беззвучно читать молитву. Кирилл изумлённо смотрел на Лизу. Здесь, на кладбище, действия Лизы были совершенно естественны. Это не сексуально-ролевое смирение поп-звезды, что стоит в раззолочённом храме в платочке и со свечкой.

Но и для Лизы на земле тоже начался двадцать первый век. Лиза приехала сюда на дрезине, у неё есть мобильный телефон и карточка ИНН, она смотрит по телевизору ток-шоу и сериалы. Откуда же в современном человеке всплывают эти старинные, даже древние действия, ритуалы, потребности и почему они так органичны?

Лиза взяла грабли и направилась обратно к узкоколейке. Кирилл догнал Лизу, тыкая лопатой в землю, как посохом.

— Лиза, а кто убил твоего отца? — осторожно спросил он.

— Шестаков.

Шестаков — тот богач, что построил здесь кирпичный особняк.

— А почему?

— Папа хотел… переехать в город… чтобы я не жила… в интернате.

Кирилл понял. Школа в Калитине была девятилеткой. Два последних года старшеклассники доучивались в райцентре, жили в интернате. Николай Токарев, видимо, хотел продать дом в деревне и перевезти семью в райцентр, чтобы дочь оставалась под присмотром.

— А чем Шестакову мешал ваш переезд?

Лиза долго молчала, глядя себе под ноги.

— Слуги… разбе… гаются.

Ответ ошеломил Кирилла. Вот так всё просто. Убили мужика — и его баба с девкой остались в деревне. Кто-то ведь должен прибирать в особняке, стирать бельё и ухаживать за клумбами. Возить лакеев издалека — дорого. Как сказал Мурыгин — хозяин есть всегда…

Тут, в Калитине, закрыли зону, кончились заработки и наступило крепостное право нищеты. И помещик появился — Шестаков. Помещик, усадьба и холопы. Убить раба — право господина.

Лиза и Кирилл дошли до дрезины, забросили в кузов грабли и лопату, забрались в кабину на свои места. Кирилл молчал. Лиза сидела неподвижно, глядела вперёд на мглистую дорогу и не поворачивала ключ зажигания.

— Это в марте было… — еле слышно, почти тайно сказала она. — Папка пошёл в Рустай… на автобус до города. Через два дня… нашли его… недалеко отсюда…

Кирилл вдруг понял, что отец Лизы погиб всё у той же промоины, где неизвестное зло напугало потом и саму Лизу. Если в проклятии деревни Калитино была система, чей-то замысел, то Николай Токарев должен был погибнуть именно на этом месте.

— Ему… горло… — Лиза не договорила.

— Перерезали?

Лиза замотала головой. Ей было трудно сказать, но не потому, что она говорила плохо.

— Разо… рвали… зубами.

Холод продрал Кирилла по хребту.

— Псоглавцы?

Лиза не ответила. Она словно не услышала вопроса, включила зажигание, завела мотор и двинула дрезину вперёд. Стукнули колёса на стыках. Качнулась и поплыла, вся в дымке, кладбищенская роща.

Может, Николая Токарева загрызли лесные звери? Заповедник же. Но здесь нет собак, даже одичавших. Здесь нет волков… Медведь? Проснулся после спячки и убил человека? А когда просыпаются медведи? И есть ли они тут? И почему зверь не съел жертву?

— А ты уверена, что это — от Шестакова?

Лиза убеждённо кивнула.

— Папка… ушёл из зоны.

Кирилл не сразу понял. То есть — ушёл из зоны? Он же здесь жил, а не сидел… Но до Кирилла дошло: а чем само Калитино отличалось от зоны, если здесь нет свободы встать и уйти? Нищая деревня — та же зона. Ну и что, что можно бухать? Невелика радость.

Была зона, о которой рассказывал Саня Омский, был её начальник полковник Рытов, а у полковника Рытова были охранники, догонявшие беглых, — псоглавцы. Лагерь закрыли. А нищета сделала деревню новой зоной, её начальником стал богач Шестаков, И почему бы ему не унаследовать спецназ Рытова — псоглавцев? Ведь крепостных надо охранять по-прежнему, а в заброшенной церкви на стене по-прежнему сжимает копьё святой Христофор, раскольничий бог конвоя?

Кладбищенская роща закончилась, и за дальним её краем во мгле Кирилл увидел усадьбу Шестакова: бетонный забор, краснокирпичные острые фронтоны, черепичные кровли и спутниковую антенну. Где Шестаков прячет псоглавцев? В подвале? Или у них логовища в лесу, как у зверей? Или они живут на карьерах, ведь Саня Омский называл их «торфяными гапонами»?..

Возле бетонной ограды шестаковской усадьбы стоял тёмно-синий микроавтобус, но Кирилл не успел задать себе вопрос, почему их «мерс» находится здесь, а не у церкви. Впрочем, до церкви было недалеко. Она поднималась на невысоком взгорье, окружённая раскидистыми деревьями, бурьяном и кучами кирпича. Где-то там Гугер и Валерий готовили страшную фреску к переезду в музей. Как псоглавцы отнесутся к тому, что их бога увезут?..

— Ты боишься здесь жить? — спросил Кирилл у Лизы.

Лиза долго думала.

— Жить… не страшно… — прошептала она. — Страшно… уйти.

Кирилл понял, что напоминает ему местная жизнь, все эти вымытые одноразовые тарелки. Это мир после ядерной войны, мир на руинах. Или жизнь бомжей на свалке. Кто они, обитатели деревни? Те же бомжи на свалке цивилизации. Но ведь и у бомжей на свалке есть какие-то жилища, а в них — мебель, посуда, вещи, механизмы, даже аппаратура… У бомжей есть свои отношения, иерархии, правила… Примитивные, убогие, жалкие, страшные…