Артем Тихомиров - Русская готика Страница 33

– Так, а это ваш аванс. Если что, обращайтесь еще. – Виктор протянул ему свернутые вдвое сотенные банкноты. Наталья успела заметить, что там четыреста рублей. – Значит, договорились?

– Конечно.

Снова рукопожатие. Наталья никогда не понимала, к чему такие церемонии; это было частью странного мужского мира, ритуал, который, видимо, не давал им забывать, что они сильный пол. Олег убрал деньги, ничего не сказав, даже не взглянув.

– Пойдемте, я вам покажу, – сказал Барышев. Олег не возражал.

Они двинулись к дому, словно давние деловые партнеры. Наталья осталась на месте, понимая, что ее не приглашали – несмотря на ее статус надсмотрщика. Виктор намекнул, что ее очередь придет. Муж составил график, согласно которому будут работать бригады, и в ее задачу входило следить за сроками и этапами стройки. Поглядев на схему, Наталья подумала, что сойдет с ума от такого отпуска на природе. По пол дня ей надо будет сидеть на телефоне, обзванивать подрядчиков, выискивать бригадиров, ругаться… словом, делать все то, от чего она всегда бежала – административную работу. Форменный кошмар. Похоже, роман ей писать не придется…

Барышев и Олег подошли к грузовой машине. Рабочие стаскивали к ней большие куски отвалившейся отделки и кладки стен. Олегу почудилось, что в их руках большие обломки костей. Он моргнул. Один человек стоял наверху и принимал трофеи. К вечеру ему этому бедняге будет не разогнуться.

– Почему же вы наймете кого-нибудь из них? – спросил Олег.

– Вам правду сказать? – улыбнулся Виктор.

Олег пожал плечами. Собственно, кто кому должен правду рассказывать?

– Да мне все равно…

– Все это предприятие мне влетает в копеечку. Если мне нанимать людей из охранной фирмы, по максимуму, то это дорого. Я вынужден экономить. Если обращаться к рабочим, то этот вариант тоже не очень хороший. У них много заказов, мой объект не единственный. Они отрабатывают дневную смену и уезжают. Выходит, я остаюсь без сторожа. Но если вас не устроит ставка, то я повышу ее, в разумных пределах, конечно.

– Тут некому воровать стройматериалы, – сказал Олег. – Ближайшая деревня в тридцати с лишним километрах отсюда. А наши, из поселка, не посмеют… а если что, сразу будет ясно, кто это сделал.

Виктор покачал головой. Такие заверения Олега его явно не устраивали.

– Предпочитаю подстраховаться. Надеюсь на вашу добросовестность. Мне порекомендовали вас как человека, который серьезно относится ко всем поручениям.

Олег поглядел на банкира и сообразил, что это как раз и есть разговор с глазу на глаз, мужской, куда не допускаются посторонние.

– Ну, я сделаю все как положено, – сказал он.

– Рад слышать, – ответил Барышев. – Мы взрослые люди и обязаны понимать, что у каждого дела своя цена. Цена моего дела – высока. Она не исчисляется только деньгами. Это семейное дело, очень важное для нас всех.

Семейное дело, подумал Олег, вспоминая вчерашнюю сцену на лесной тропке.

Несмотря ни на что Наталья отдалась ему без колебаний…

– Я все понимаю, – сказал Олег. Этот разговор надо прекратить, дом и так слишком много требовал от него.

Они ходили взад-вперед еще минут двадцать, и однажды Олег подумал, что упадет в обморок. У него заболела голова, а тут еще кости стали вести себя совершенно невыносимо; их перестук перебивал все иные звуки. Олег несколько раз переспрашивал, потому что не понимал, как звучал тот или иной вопрос. Барышев интересовался окрестностями и хотел услышать подробности от местного жителя. Олег рассказал ему большую часть того, что знал сам. В пяти километрах от особняка есть заброшенная деревня, сгоревшая, по словам Шведовой, в 1900 году. Когда-то там жили крепостные предков Барышева, четыреста с лишним душ. Не очень много, по меркам николаевской России, но все-таки прилично для этих мест, где не было крупнопоместного дворянства. Никто не знает о причинах пожара, даже бабка и мать тети Ирины ничего не могли сообщить ей об этом, хотя именно от них ей были известны эти истории о заброшенном доме. Барышев внимательно слушал, задавал наводящие вопросы, словно скрупулезный следователь, проводящий дознание. Олег чувствовал себя неуютно.

– Вы можете спросить обо всем у тети Ирины, – сказал он.

– У кого? – Виктор поднял брови.

– У Шведовой… Ирины Михайловны. Вообще-то, это я ее так называю. Она давно тут живет и знает больше меня.

А стоило ли говорить ему про это, подумал Олег. Его охватила досада. Мысль о том, что банкир насядет на женщину, которую он считал почти что своей матерью, была неприятной.

Виктор кивнул.

– Мне нужно как можно больше знать об этом доме. Сами понимаете. Я съезжу в деревню и посмотрю.

– Там ничего нет. Никто в тех местах больше не селился. Черные развалины домов – и все. Что было целого, растащили на хозяйственные нужды.

Олег расказал не все. Однажды они сидели с тетей Ириной у нее в комнате перед включенным телевизором и сумерничали. В тот раз она говорила про особняк и деревню. Олег как сейчас слышал ее негромкий напев, какую-то жутковатую песню, сплетенную из длинный нот. Шведовы происходят по мужской линии от крестьянина, который когда-то принадлежал Тарашевским (такую фамилию носили предки Барышева). После 1861 года он остался жить в деревне, как большинство его сородичей. От него рассказы о бывших хозяевах дошли до семьи Шведовой, эти страшные байки передавались словно бесценная родовая реликвия. Графа Александра Тарашевского, которому на момент начала реформы было пятьдесят семь лет, считали человеком не в себе; не то что чудаковатым, а странным до мрачности. Вел он замкнутую жизнь, мало с кем общался, был достаточно груб в беседах, никогда не улыбался. Говорили, что своих трех сыновей он выгнал из дому. Вернулся один из них, младший, в родовое гнездо только после его смерти в 1867 году. Граф путешествовал по Европе, но с не меньшим энтузиазмом отправлялся в путь в Сибирь и на Север. Такие поступки у местного дворянства вызывали недоуменные улыбки. Граф Тарашевский прослыл эксцентриком, алхимиком, философом, поэтом и даже магом. Конечно, большая часть историй, Олег был уверен, оказалась сущей выдумкой, но таилось во всем этом и нечто по-настоящему зловещее… Из деревни, когда-то принадлежавшей ему, частенько пропадали люди. Мог исчезнуть старик или старуха, нередко и ребенок. Поиски ни к чему не приводили. Полиция искала его крепостных (а позже и бывших крепостных) по просьбе самого Тарашевского. Расследование исчезновений привело следователей даже в дом графа, местное дворянство поговаривало, что Тарашевский замешан в этом, но подозрения не подтвердились. Так говорила тетя Ирина. Олег подумал, что, возможно, среди ее предков тоже были пропавшие люди. Никто и никогда не находил ни тел, ни их фрагментов. Одна версия списывали пропажу на волков, которых было много в этих местах в девятнадцатом веке, другая – на медведей (конечно, их тоже было больше, чем достаточно…), третья версия списывала похищения, особенно когда пропадал ребенок, на цыган, но толком ничего не было известно. Был человек – и нету. Ни следов, ни мотивов. Тем не менее, бывшие крепостные Тарашевского предпочитали обходить его особняк стороной, если не имели никаких дел с бывшим хозяином. Шептались, что это он утаскивает людей к себе в дом и что-то там с ними делает. Недаром, дескать, за ним идет такая двусмысленная слава. По словам тети Ирины, люди перестали пропадать в 1867 году, после смерти графа. Это подтвердило слухи о том, что Тарашевский был причастен к исчезновениям. Однако новая волна необъяснимых событий началась пятью годами позже. Пропали три девушки, дочери кузнеца, погодки. Но их нашли. Они висели на березе, что росла на берегу озера. Весь 1872 год округа обсуждала это происшествие, его освещали московские журналисты. Полиция провела расследование, отработала версию цыган, евреев и бродяг, но убийц не обнаружила. Крестьяне в деревне с тех пор ходили только группами, мужчины вооружались дубинками, рогатина и ножами. Два года, благодаря этим мера, люди жили относительно спокойно, в 75-ом пропали сразу трое – пастух и два подпаска-подростка. Их тел не нашли. Сын Александра Тарашевского, который только что приехал из-за границы, был вне подозрений. Он выразил свое сожаление по поводу этих странных и страшных происшествий. Словно что бы сгладить неприятное впечатление от циркулирующих слухов и погасить подозрительность, Владимир Александрович Тарашевский построил на свои средства школу в деревне и медицинский пункт. После этого он стал одним из самых уважаемых людей губернии, все почитали его как большого благотворителя и душу местного дворянского общества. В отличие от отца, Владимир оказался общительным, открытым человеком, образованным и прогрессивным, по взглядам тех времен. Его мероприятия по улучшению жизни местного простого люда имели большую популярность, многие стали брать с него пример и распространять о нем славу филантропа. Про его жену говорили, что она красавица, а дети просто ангелочки. На взгляд Олега, все слишком безоблачно, особенно, учитывая последующие события… Исчезновения продолжались, но теперь люди пропадали не в окрестностях имения Тарашевских, а дальше и как будто уже не имели отношения к дому (если вообще имели раньше)…