Джорджо Фалетти - Убийственная тень Страница 33

Джим (Три Человека) Маккензи, навах Соляного клана, обнял за плечи и крепко прижал Суон Гиллеспи к груди, чувствуя, как ее слезы мочат ему рубаху.

Он слушал ее всхлипывания, радуясь, что она еще способна так плакать, и надеясь, что ее слез хватит на них обоих.

Глава 14

– Чувствую, тут дело нечисто. Калеб Келзо найден мертвым в собственном доме, а полицейские явно что-то скрывают. Я думаю, его убили. И как-то странно убили. Иначе к чему такая таинственность?

Эйприл Томпсон нервно расхаживала по кабинету Коринны Рейгонс, главного редактора «Флагстафф крониклс». Женщина, будто сошедшая с портрета Нормана Рокуэлла,[14] неотрывно следила за ней глазами поверх чашки с «Эрл Греем». Бунтарство журналистки почему-то вызывало у нее прилив безотчетной нежности.

Когда Коринна приехала из Санта-Фе, чтобы возглавить провинциальную газетенку, то первым делом навесила этой медно-рыжей красотке ярлык банальной карьеристки, которой не терпится доказать всему миру, что за эффектной внешностью скрывается нечто большее, и которая даже не скрывает своего стремления поставить свою подпись под всем, что выходит на полосах ежедневной многотиражки, даже под некрологами. При этом Коринна сразу догадалась, что Эйприл знает, какого она мнения о ней. Со временем, присмотревшись, примерившись к ней, она поняла, что честолюбие Эйприл отнюдь не равнозначно желанию сделать карьеру любой ценой. Поняла, что журналистка всецело предана своей работе и не задумываясь отдаст карьерные перспективы за одно только слово правды. Она разглядела в ней так называемый анахронизм журналистской добросовестности, какого нет в природе, поскольку представители второй по древности профессии давно свели его к ничего не значащему штампу.

Как-то раз они столкнулись в японском ресторане «Сатура» на Йейл-стрит, где Коринна частенько ужинала в одиночестве, с тех пор как переехала в этот город. У сестры, открывшей во Флагстаффе зубоврачебный кабинет, своя семья, и Коринне порядком надоела роль незамужней тетушки и назойливой свояченицы. Эйприл была дружна с хозяевами ресторана и забежала к ним на стаканчик вина. Коринна увидела ее и подошла. Они неожиданно нашли общий язык. Через некоторое время, слегка охмелевшие, очутились в машине и поведали друг другу свои истории.

Коринну восхищали жизненная сила Эйприл, которую сама она утратила, и привлекательность, которой никогда не обладала. Она считала себя слишком зрелой женщиной, чтобы завидовать, и постепенно искренняя симпатия переросла в глубокую привязанность.

Теперь Коринна уже не сомневалась, кого предложит административному совету взамен себя, когда соберется на пенсию. Пока же Эйприл оставалась простым хроникером и, меряя шагами кабинет начальницы, выплескивала на нее свои мысли вслух:

– В наших краях убийства, как правило, не имеют слишком сложной подоплеки. Пьяные драки, поножовщина, сведение мелких счетов, мужья, забивающие жен до смерти, или, наоборот, жены, забивающие мужей.

Обе женщины знали, что сюжетов, тянущих на Пулицеровскую премию, во Флагстаффе раз-два и обчелся. Но Коринна привыкла доверять журналистке и уже не сомневалась, что за смертью Калеба Келзо кроется если не сенсация, то очень крупный скандал.

Возразила она лишь для того, чтобы еще больше подзадорить Эйприл:

– Если это действительно убийство, то ничего странного нет, что они блюдут тайну следствия.

– Конечно. Однако полиция всегда уважала нашу печать. У нас как будто существует сговор с властями против национальных СМИ. – Эйприл немного помолчала, словно бы запасаясь новыми аргументами для себя самой. – А тут я всюду натыкаюсь на запертые двери. Даже мои личные источники внутри полиции держат рот на замке, и никакими силами их не разговорить. – Еще одна пауза, чтобы беспомощно развести руками. – Завтра утром они назначили пресс-конференцию. Я, конечно, пойду, но там наверняка опять будет переливание из пустого в порожнее. Десять минут «без комментариев, ведется следствие, как только, так сразу…» – и все по домам.

Эйприл уселась на единственный стул по другую сторону стола, чуть сдвинула брови, и, глядя на морщинку между ними, Коринна почувствовала, что настроение журналистки неуловимо изменилось.

– Единственная наша зацепка – свидетель. Я давно его знаю, и по идее он должен был бы облегчить мне задачу. Но Джим Маккензи – прожженный хитрец и упрямец. Он едва ли раскроет рот наперекор полиции Флагстаффа, поскольку всегда старался обходить острые углы.

От Коринны не укрылась нотка горечи в голосе Эйприл. Она с преувеличенной осторожностью поставила чашку на стол и поглядела на Эйприл испытующе, в полной уверенности, что та не станет ничего от нее скрывать.

– Тот самый Джим Маккензи?

Однако Эйприл не приняла подачи.

– Да. Не знаю, зачем он приехал, но наверняка наворотит здесь дел…

– Остерегайся. По-моему, в твоей жизни он уже наворотил довольно.

– Ну что ты. То дела прошлые. Я уж забыла, когда на что-то надеялась.

Впрочем, Эйприл Томпсон была слишком горячей поклонницей правды, чтобы суметь ее скрыть. Будь ее последняя фраза написана, а не произнесена, в ней бы всякий уловил подтекст. Чтобы не загонять собеседницу в угол, Коринна решила сменить тему:

– Ладно. Подождем развития событий. Продолжим разговор после пресс-конференции. А пока поговорим о знаменитостях, прибывших во Флагстафф. Ты знаешь, о ком я. И тот, и другая вызывают у публики неподдельный интерес. Неплохо бы взять интервью у Алана Уэллса и Суон Гиллеспи, причем это должен сделать человек, хорошо знающий их обоих. Будет обидно, если кто-то нас опередит.

Коринна Рейгонс – неглупая женщина и добрый друг. Но в то же время она главный редактор ежедневной газеты, которой приходится отчитываться в том, за что ей деньги платят. Эйприл старалась никогда не упускать это из виду, чтобы ненароком не испортить их дружеских отношений.

– Хорошо. Я попробую, хотя наверняка это будет нелегко и в том, и в другом случае.

Она решительно поднялась, пожала руку Коринне и вышла из кабинета. Закрыв за собой дверь, на секунду остановилась в коридоре, словно не зная, в какую сторону идти. Потом двинулась вслед за собственными мыслями и в конце коридора свернула направо, к огромной комнате, которую делила с двумя другими репортерами. Ни на кого не глядя, она прошла в свой закуток и уселась за стол. Она долго выбивала у Коринны привилегию отгородиться от других стеллажом, что создавало иллюзию отдельного кабинета, и та в конце концов пошла ей навстречу – не только из уважения к журналистке, но и из соображений пользы дела.