Моррис Уэст - Адвокат дьявола Страница 35

Слуги принесли кофе и запыленную бутылку старого бренди, прямо из подвала, с запечатанным горлышком. Епископ сам открыл бутылку и разлил драгоценный напиток.

– Возлияние, – улыбаясь, сказал он Мередиту. – Последняя чаша вечера любви. – Он поднял бокал. – За дружбу! И за вас, друг мой!

– За дружбу, – отозвался Мередит. – Как жаль, что я познал ее так поздно!

Они выпили, как положено мужчинам, не спеша, маленькими глоточками, смакуя каждую каплю ароматного напитка, но до дна.

– Мне будет недоставать вас, Мередит, – мягко промолвил епископ. – Но вы вернетесь. Если вы заболеете, дайте мне знать, и я привезу вас сюда.

– Хорошо. – Взгляд Мередита не отрывался от бокала. – Надеюсь, мне удастся закончить порученное дело.

– Я приготовил вам маленький подарок, друг мой. – Епископ сунул руку в нагрудный карман, вытащил коробочку, обтянутую выделанной флорентийской кожей, и протянул Мередиту. – Откройте ее!

Мередит нажал на защелку, крышка откинулась, он увидел лежащий на шелке медальон, золотой шарик размером с ноготь большого пальца, на витой золотой цепочке. Достал медальон, положил на ладонь.

– Откройте медальон, – предложил епископ.

Но пальцы Мередита дрожали, поэтому Аурелио взял у него медальон и открыл его сам. Мередит ахнул от восхищения.

В золотом обрамлении сиял большой аметист с вырезанным на нем древнейшим символом христианской церкви – рыбы с хлебами на спине. Символ имени Христа.

– Его изготовили очень давно, – пояснил епископ. – Возможно, в начале второго столетия от Рождества Христова. А нашли при раскопках катакомб в Сан-Каллисто и подарили мне по случаю посвящения в епископы. Медальоны – обычное римское украшение, но этот, должно быть, принадлежал одному из первых христиан, возможно, мученику. Я хочу, чтобы вы взяли его себе… ради нашей дружбы.

И Блейз Мередит, всегда такой хладнокровный, растрогался, как никогда в жизни. На глаза навернулись слезы, голос дрогнул:

– Что я могу сказать, кроме «благодарю вас»? Я буду носить его, пока не умру.

– Не думайте, что он достанется вам бесплатно. К сожалению, я должен назначить за него цену. Вы выслушаете мою напутственную проповедь.

Мередит рассмеялся.

– Я бы и так не позволил себе уехать без нее.

Епископ вновь разлил бренди, откинулся в кресле, пригубил свой бокал. Но начало оказалось весьма неожиданным.

– Я все думаю, Мередит, об этом храме мужского члена. Как по-вашему, что я должен с ним сделать?

– Не знаю… Наверное, разломать его.

– Почему?

Мередит пожал плечами.

– Ну… это же чистое язычество, идолопоклонство. И кто-то, несомненно, ходит туда. Поклоняется этому куску мрамора.

– Возможно, – епископ задумчиво кивнул. – А может, все обстоит гораздо проще?

– В каком смысле?

– Может, мы имеем дело с шутливым суеверием. Бросают же люди монетки в фонтан Треви, полагая, что тем самым они гарантируют себе возвращение в Рим.

– Шутливое тут не подходит. Скорее, непристойное. Даже низменное.

– Мой дорогой Мередит, для нас жизнь примитивных людей непристойна. Они не чураются естественных потребностей организма, и юмор их тесно связан с природой. Прислушайтесь к разговорам и песням на деревенской свадьбе, и вы покраснеете до ушей, если сможете перевести диалект и понять намеки. Но и эти люди знают, что такое скромность, причем их скромность более искренняя по сравнению с более развитыми народами… Что же касается «низменного». Да, в чем-то вы правы. Здесь сохранились остатки язычества. В Джимелло Миноре вы найдете женщину, которая заговаривает болезни и продает любовные снадобья… Что я должен предпринять? Поднять большой шум? Изгнать дьявола, освятив это место и разбив кусок мрамора? Но ведь похабную картинку можно намалевать на любой стене прямо в городе. Да еще украсить ее моей физиономией. Понимаете?

Мередит не мог не рассмеяться, и епископ довольно кивнул:

– Вижу, проповедь встречена с пониманием. Теперь можно двигаться дальше. Впрочем, вы, должно быть, догадываетесь, что я вам сейчас скажу. Вы – чиновник, помните об этом. Они не доверяют чиновникам, в особенности чиновникам церкви. К тому же, вы представляете официальную точку зрения. Это недостаток. Посмотрите! – Епископ обвел рукой полки с книгами. – Все писания, начиная с блаженного Августина. Все великие историки, все великие комментаторы. Все энциклики[8] пяти последних Пап и подборка произведений наиболее известных мистиков. В этих четырех стенах собрана мудрость церкви. А человек, носивший этот медальон, никогда не слышал ни об одном из этих авторов и тем не менее был таким же католиком, как вы или я. Он исповедовал ту же веру, пусть слепо, но верил в то же, что и мы. Он был ближе к апостолам, которые учили его тому, что услышали из уст самого Христа. Разум церкви схож с разумом человека, который развивается с получением новых знаний, вырастает из старого, словно весенняя листва на перезимовавшем дереве… Кто из моей паствы сможет это осознать? Вы? Я? Разум церкви сложен для восприятия. Но сердце ее просто, как просты люди, живущие в калабрийских деревнях. Поэтому, обращаясь к ним, говорите от сердца, а не от головы.

– Я понимаю, – со вздохом ответил Мередит. – Беда в том, что я не представляю, как это сделать. И честно скажу, только в общении с вами стал прозревать. Полагаю, мне не хватает любви к людям. Я сожалею об этом, но не знаю, как быть. Я не нахожу слов. А жесты неуклюжи и напыщены.

– Главное, как вы относитесь к людям. Если чувствуете жалость и сострадание, значит, друг мой, вам уже рукой подать до любви. Чувства говорят сами за себя, зачастую даже не требуя слов. Путь к людям лежит через их заботы и их детей. Попробуйте набить карманы сладостями и пройти по улице. Отправляясь в дом бедняка, захватите с собой литр масла или килограмм муки. Выясните, кто болен, и навестите его с фляжкой граппы… На этом друг мой, позвольте мне закончить проповедь.

Епископ наклонился над столом, наполнил бокалы. Мередит пил маленькими глоточками, разглядывая золотой медальон. Аурелио был хорошим пастырем. Он проповедывал лишь то, что испытал сам. А он, Блейз Мередит, еще не выполнил единственной просьбы своего друга. Не оставалось ничего другого, как сознаться в этом.

– Я несколько раз пытался заставить себя просить о чуде, но не смог. Извините.

Епископ пожал плечами, словно речь шла о пустяке:

– В конце концов вы попросите об этом. А теперь, как мне кажется, вам пора спать. Завтра у вас трудный и утомительный день.

Он встал, а Мередит, движимый внезапным порывом, опустился на колени, чтобы поцеловать его руку:

– Ваша светлость благословляет мою поездку?