Дин Кунц - Нехорошее место Страница 35

Дерек уснул, а одна санитарка села за стол рядом с Томасом. Ее звали Кэти. Томас любил Кэти. Она старше Джулии, но младше, чем у людей бывают мамы. Она красивая. Не такая красивая, как Джулия, но все равно. У нее красивый голос, и ей не страшно смотреть в глаза. Она взяла Томаса за руку и спросила, как он. Он сказал – хорошо. Но на самом деле ему было совсем не хорошо. Она догадалась. И стала с ним разговаривать. И Томасу стало лучше. От того, что они Общались.

Она рассказала про Мэри. Чтобы он на Мэри не сердился. И от этого Томасу стало еще лучше.

– Мэри очень несчастная, Томас. Она одно время жила в большом мире, в пансионате для выздоравливающих, даже немного работала и сама зарабатывала на жизнь. Она очень старалась быть как все, но ничего не выходило. Ей пришлось нелегко, и в конце концов ее снова поместили в интернат. Она и сама, наверно, жалеет, что обидела Дерека. Просто она очень собой недовольна, вот и хочет доказать себе, что не такая уж она ущербная – есть люди ущербнее ее.

– Я тоже однажды живу.., жил в большом мире.

– Знаю, голубчик.

– С папой. А потом с сестрой. И с Бобби.

– Тебе там понравилось?

– Иногда.., было страшно. А с Джулией и Бобби... тогда понравилось.

Дерек посапывал в кровати. Настал уже совсем вечер. Небо затянули тучи-кучи.

В комнате всюду тени. Горит только настольная лампа. При этом свете Кэти такая красивая. У нее кожа прямо как розовый атлас. Томас знал, что такое атлас – у Джулии когда-то было атласное платье.

Томас и Кэти помолчали. Потом Томас сказал:

– Иногда бывает трудно.

Кэти положила руку ему на голову. Погладила по волосам.

– Я знаю, Томас, знаю.

Она добрая. А Томас почему-то взял и заплакал. Непонятно: она добрая, а он плачет. Может, потому и плачет, что она добрая.

Кэти подвинула кресло поближе. Томас наклонился к ней. Она его обняла. А он плакал и плакал. Не горько-прегорько, как Дерек. Тихо. Но остановиться не мог. Хоть и старался. Плачет, как глупый. А глупым быть так не хочется.

– Не хочу быть глупым, – выговорил он сквозь слезы.

– Ты не глупый, голубчик.

– Нет, глупый. Так не хочу, а по-другому не получается. Стараюсь забыть, что глупый, и не получается, потому что глупый. А другие – нет. Они живут в большом мире, каждый день живут, а я не живу в большом мире и не хочу. Говорю, что не хочу, а все равно хочу.

Томас никогда так много не говорил. Он и сам удивился. Удивился и огорчился: он так хотел рассказать Кэти, как тяжело быть глупым, как тяжело бояться большого мира, – и ничего не получилось. Не нашел слов. Так эта тяжесть в нем и осталась.

– Время. Кто глупый, кто не из большого мира, у него много времени. На все много времени. Но его мало. Не хватает научиться не бояться. А мне надо научиться не бояться, тогда я смогу вернуться к Джулии и Бобби. Я хочу к ним, а то не останется времени. Его много, но его мало. Я говорю, как глупый, да?

– Нет, Томас, это не глупости. Томас так и сидел, прижавшись к Кэти. Ему нравилось, когда его обнимают.

– Понимаешь, – сказала Кэти, – жизнь для всех бывает нелегкой. Даже для умных. Даже для самых умных.

Томас одной рукой вытер слезы.

– Правда? Для тебя тоже?

– Случается. Но я верю в Бога, Томас. В том, что мы пришли в этот мир, есть Его промысел. Всякая трудность на нашем пути – это испытание. И чем успешнее мы его преодолеем, тем лучше для нас.

Томас взглянул ей в лицо. Какие добрые глаза. Красивые глаза. Любящие. Как у Джулии и у Бобби.

– Бог сделал меня глупым – это тоже испытание?

– Ты не глупый. Вернее, не во всем глупый. Не надо так себя называть. Пусть ты в чем-то и не дотягиваешь, но это не твоя вина. Просто ты не такой, как другие. В том и состоит твое испытание, что ты.., не такой. Но держишься ты стойко.

– Правда?

– Просто отлично держишься. Сам посуди. Ты не ожесточился, не хнычешь. Тянешься к людям.

– Да. Я Общаюсь.

Кэти улыбнулась и утерла ему лицо салфеткой.

– Мало кто из умных может похвастаться, что переносит испытания так мужественно. А кое-кто из них тебе и в подметки не годится.

Томас поверил и обрадовался. Он только не очень поверил, что умным тоже нелегко живется.

Кэти еще немного посидела. Убедилась, что все в порядке. И ушла.

Дерек все посапывал. Томас остался за столом. Опять принялся за “стихи”.

Поработал-поработал, а потом подошел к окну. Капал дождик. По стеклу бежали струйки. Вечер кончался. Скоро – вслед за дождем – будет ночь.

Томас прижал ладони к стеклу. Он мысленно устремился в серый дождливый вечер, в пустоту ночи, которая медленно подкрадывалась все ближе и ближе.

Беда все еще там. Томас ее чувствует. Человек – и не человек. Что-то больше человека. Что-то очень плохое. Злючее-страшучее. Томас чувствовал ее все эти дни, но Бобби он уже не телевизил, потому что Беда еще далеко и Джулии пока ничего не грозит. Часто телевизить нельзя, а то Беда нагрянет. Томас станет телевизить, а Бобби уже не поверит. И не сможет спасти Джулию.

Больше всего Томас боялся, что Беда унесет Джулию в Гиблое Место. Туда попала мать Томаса, когда ему было всего два годика. Томас ее даже не помнит. А потом в Гиблое Место попал папа. И Томас остался вдвоем с Джулией.

Гиблое Место – это не ад. Про рай и ад Томас знал. Рай – это где Бог. А в аду главный – дьявол. Если рай и правда есть, то папа и мама в раю. Лучше попасть в рай. Там хорошо. В аду санитары недобрые.

Но Гиблое Место – это не ад. Это Смерть. Ад – не очень хорошее место, а Смерть – самое нехорошее. Ее и представить трудно. Смерть – это когда все прекращается, исчезает и время останавливается. Конец, шабаш. Как такое представить? Томас не может вообразить себе Смерть, никак не может. А чего не можешь вообразить, того просто нет. Томас пытался понять, как ее представляют другие, – не получается. Он ведь глупый. И он вообразил себе такое место. Когда человек умирает, то говорят: “Его унесла Смерть”. Вот как отца, когда однажды ночью у него сердце пошло на приступ. Но раз Смерть уносит, то она ведь куда-то уносит. В это самое Гиблое Место. Уносит и никогда уже не отпускает. Что там случается с людьми, Томас не знал. Может, ничего страшного. Но им не позволяют вернуться к тем, кого они любили, а это уже страшно. Даже если их там вкусно кормят. Одни, наверно, попадают в рай, другие в ад; их ни из рая, ни из ада не выпускают. Значит, и рай и ад – это одно Гиблое Место, просто разные комнаты. А может, ни рая, ни ада нет и Гиблое Место – холодная черная пустота. Много-много пустоты. Попадешь туда – а тех, кто оказался тут до тебя, в такой пустоте не найти.

Этого Томас боялся больше всего. Не того, что Джулия окажется в Гиблом Месте, а что потом он не сможет ее там отыскать.