Джорджо Фалетти - Убийственная тень Страница 35

Она с замиранием сердца ждет, когда он решится, не потому, что ей так уж этого хочется, а потому, что не знает, как ответить. Много раз она твердила себе, что это был бы правильный выбор; еще два дня назад твердила…

Но случилось неожиданное.

Тот, кого она уже и не надеялась увидеть, вдруг вновь появился на горизонте. Когда она очутилась перед ним во дворе Калеба, ее всю, от макушки до пят, обдало жаркой волной, и она только молилась всем ангелам небесным, чтобы наружу не вышло ни грана того кошмара, что разверзся у нее внутри.

Ей вспомнился встревоженный вопрос Коринны.

Тот самый Джим Маккензи?..

Эйприл положила руки на стол и уткнулась в ладони, радуясь, что никто ее не видит.

Да, тот самый.

Тот самый неверный Джим Маккензи, обладатель разных глаз.

Тот самый, что некогда предал ее и своего лучшего друга.

Тот самый, что уехал из Флагстаффа, даже не обернувшись.

Джим Маккензи, отец ее сына.

Глава 15

Ночь миновала без происшествий.

Джим вертелся на кровати до тех пор, пока не понял, что уснуть не удастся. После встречи с Суон его охватили дурные предчувствия. Он не привык ничего загадывать на будущее, а с момента возвращения во Флагстафф только этим и занимается. Всю жизнь он был уверен, что лишен такой субстанции, как совесть, а оказывается, она есть, и еще как мучит. Не зажигая света, он встал и босиком вышел на кухню. Благодаря Коэну Уэллсу он по божеской цене снял небольшой коттедж на Бил-роуд. Когда они туда прибыли, Немой Джо вышел из фургона и своей мультяшной походкой двинулся вынюхивать, исследовать, прикидывать, орошать.

И наконец дал добро.

Санчесы подарили ему собачью лежанку, и Джим поместил ее в кухне у двери, которая вела в небольшой садик позади дома. Взгляд, брошенный ему псом, казалось, означал, что постоянные переезды с места на место вовсе не предел его мечтаний и что ему, несмотря на внешний вид, совсем не улыбается бродяжья жизнь. Затем Немой Джо зевнул, как бы идя на компромисс, и расположился на ночлег.

Джим открыл дверцу холодильника. В призрачном свете Джиму предстала его нынешняя действительность: длинноволосый, атлетически сложенный парень в неизменных темных очках, скрывающих разные глаза, в чужом доме, один как пес, если не считать пса. Запустение холодильника стало отражением его внутренней пустоты. Он вытащил одиноко стоящую в дверце бутылку воды и отпил большой глоток.

Немой Джо с той стороны металлической решетчатой двери поднялся и принюхался, лениво поводя хвостом. Джим не строил иллюзий относительно сочувствия своего спутника: наверняка тот стряхнул с себя дремоту не для того, чтобы скрасить его одиночество, а просто в надежде на дополнительный паек.

Джим открыл дверь и впустил его в дом.

Потом зажег свет и плеснул воды в собачью миску, накануне купленную в супермаркете.

Пока Немой Джо лакал воду, Джим оделся, и они вдвоем вышли на предрассветную улицу. Воздух был свеж, и даже откуда-то налетевший ветерок проникал за ворот куртки. Не глядя на редкие, негостеприимно поблескивающие огоньки спящих домов, он шагал, засунув руки в карманы и ожидая, когда на горизонте появится голубоватое зарево, хорошо ему знакомое и любимое.

Он много летал, но так ни разу и не добрался до горизонта.

Немой Джо трусил рядом, даже не думая вильнуть в сторону и насладиться свободой. Как будто чувствовал, как будто понимал. Он держался поближе к человеку, едва освещенному отблесками тусклых фонарей и словно искавшему что-то, чего нет в природе, коль скоро этого нет у него за душой.

Последним на правой стороне улицы стоял дом со скамейкой перед входом. Джим уселся на влажное от росы дерево, а Немой Джо свернулся калачиком у его ног.

Накануне вечером на ранчо Джим вот так же остался один, после того как Суон убежала, оставив у него на груди теплую влагу слез и эхо безудержных рыданий. Внезапно рядом с ним выросла фигура Чарли. Джим спросил себя, что видел, что слышал старый индеец и что он мог понять из того, что увидел и услышал.

Если услышал его слова, то, по-видимому, понял все.

– Женщину мучит то, с чем она не в силах совладать, но что умеет передавать другим. Так было и будет всегда.

– Ее мучит то же, что и меня. Так не бывает, чтобы кто-то один был виноват.

– Я знаю, Три Человека. Но главная твоя вина в том, что ты не хочешь послушать ни одного из троих, что сидят внутри тебя.

Чарли умолк, безуспешно пытаясь перехватить взгляд Джима. Потом сразу перешел на другое, видимо сочтя, что сказанного довольно, чтобы заставить Джима задуматься.

– У твоего деда не было денег, но были вещи. Ценные вещи, которые теперь принадлежат тебе.

– Какие?

– Куклы Катчина. И другие ценности, о которых не ведаю.

«Ценностями» Чарли именовал то немногое, чем, по его мнению, стоило владеть, то, что нужно человеку для души. Порой эти «ценности» имели цену только для таких людей, как Чарли Бигай и Ричард Теначи.

Джим открыл дверцу пикапа и спросил, стараясь не впустить тревогу в голос:

– И где они?

– Не знаю. Он только велел тебе передать, что они есть, чтоб ты про них знал, если с ним что случится. Вроде как они в семейном сейфе. Он сказал, что ты поймешь.

И ушел, не вдаваясь в дальнейшие подробности. Чарли всегда сам решает, сколько нужно сказать. Джим откинулся на спинку скамьи, раскинул руки.

По ближней ветке прыгал красногрудый кардинал, птица пустыни, редко залетающая в город. В детстве Джим лазал с Чарли по колючим кустам, и тот учил его отличать кардинала от пиррулоксии, у которой очень похожий хохолок. Чарли многому его научил, в этом у Джима было преимущество перед детьми, выросшими в других частях света. Когда они смотрели мультфильмы про Дикого Койота, он знал, что Дорожный Бегун существовал в действительности. Ему не надо было воображать прерии, поскольку в них он вырос. Ему не надо было играть в индейцев, поскольку сам он был индейцем.

Он долго жил во всем этом, пока не понял, что быть навахом, или хопи, или уалапай не преимущество, а бремя векового гнета, жизнь без будущего, зажатая в тисках резервации.

И как только понял, сразу перестал быть ребенком, хотя и остался эгоистом.

Он сказал, что ты сам поймешь…

Джим знал, что у деда есть потрясающая старинная и очень ценная коллекция кукол хопи. Дед хранил ее в каком-то тайнике. Вытаскивал только во время праздничных обрядов и выставлял в парадной зале Совета. Джим их видел вблизи, всех вместе, но трогать их запрещалось. Дед указывал на кукол пальцем и объяснял: Глиняная Голова, Медведь, Навах, Эотото, Орел. За каждой статуэткой была история, за каждым цветом – значение, за каждым лицом – предчувствие или благодарность.