Питер Джеймс - Зона теней Страница 36

– Прости, – сказала она, – если я была грубовата прошлым вечером.

– Да, господи, я все понимаю… Это я вел себя…

– О нет, ты был мягок и добр.

– Ты сегодня… ездила?

– Да.

– Тогда ясно. – В голосе его слышалось неодобрение.

– Поэтому я тебе и звоню. Хочу поговорить с тобой на эту тему. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Да ничего существенного; разве что пытаюсь окончательно выяснить проблему происхождения человека.

– Прошу прощения.

– Поскольку эта проблема ждала два миллиона лет, думаю, один вечер она еще потерпит.

– Хочешь рискнуть и попробовать еще раз мой размороженный обед?

Наступило молчание. Кашлянув, он смущенно сказал:

– Я бы предпочел… э-э-э… пригласить тебя куда-нибудь. Понимаешь, чтобы ты не возилась со стряпней. Думаю, и тебе было бы полезно куда-то выбраться.

– Хочешь, чтобы мы где-то встретились?

– Да нет же, нет; я заеду за тобой – подъеду и дам сигнал.

– Тебе разрешается и войти, – улыбаясь, сказала она.

– М-м-м… иногда бывает чертовски трудно с парковкой.

Он говорил как-то уклончиво, что удивило ее.

– Прекрасно. – Она пожала плечами. – Когда тебя ждать?

– Примерно через час. Устроит?

– Хорошо, я буду готова. – Повесив трубку, она положила на столик письмо и открытку и тщательно прижала их телефоном.

Ресторан был маленький и неприхотливый; чувствовался вечер понедельника. Но на голых деревянных столах весело потрескивали свечи, и обслуживали их со всем тщанием, как бы давая понять, что они явно не ошиблись, придя сюда, что обычно тут не пробиться.

– Если днем ты очутишься на дне шахты и поднимешь голову к небу, то увидишь Венеру. Она все время там, на небосводе. В XV столетии моряки ориентировались на нее, прокладывая курс.

– У них что, были на судах угольные шахты?

Филип Мейн задумчиво улыбнулся:

– В том не было необходимости, девочка. – Он показал пальцем на глаза. – Они видели ее невооруженным глазом.

– А почему мы не видим?

– Эволюция. Мы развиваемся, наши чувства притупляются; теперь курс за нас прокладывают компьютеры.

– Значит, мы не видим Венеру из-за загрязнения атмосферы?

– Нет, боже милостивый, нет; мы не можем разглядеть ее, потому что теперь вообще не знаем, как смотреть; может, дикари в джунглях и видят ее, но если бы мы и обладали способностью рассмотреть Венеру, то все равно были бы ослеплены сиянием электрических огней.

– То есть эволюция не всегда идет на пользу.

Он крутил в руках винный бокал, уставившись в стол.

– С этим ничего не поделать, – решительно сказал он.

– И с каждым поколением мы теряем остроту чувств?

– Старые чувства притупляются, новые развиваются. – Он помолчал. – Наступает период торжества иррациональности.

– Почему ты так считаешь?

– Способности человека быстро развиваются, и темп этот ускоряется с каждым поколением. До 1954 года никто не мог пробежать милю за четыре минуты, а теперь это расстояние покрывают за три минуты пятьдесят. Тем не менее в наше время у нас вообще нет необходимости бегать. – Он пожал плечами.

– Я думала, так быстро бегают потому, что принимают допинг.

– Частично, только частично; тут сказывается и эволюция.

– Значит, наши ноги должны становиться короче?

– И руки, в них отпадает необходимость. Нам нужны только пальцы – нажимать кнопки.

– Иначе говоря, через тридцать два миллиона лет от нашего тела останутся в основном лишь пальцы и ноги, как у картофельных человечков на детских рисунках?

Филип вытащил из кармана пачку сигарет.

– Итак, ты отправилась к своему медиуму.

Кивнув, Алекс взяла предложенную сигарету.

– Мистер Форд, должна признаться, заставил меня задуматься. Он утверждал, что ему удалось связаться с Фабианом, описал несчастный случай. – Она прикурила сигарету от свечки, оглянулась, не подслушивает ли ее какой-нибудь официант, и перегнулась через стол. – Он сказал: кто-то в машине кричал, что прямо на них летит грузовик.

– Он мог узнать это из газет… или телепатически – от тебя.

Она покачала головой:

– Фабиан погиб при столкновении с автомобилем, грузовика не было.

Филип удивился:

– Но в газете говорилось…

– В том-то и дело, – прервала она его. – В том-то все и дело. В газете в самом деле речь шла о грузовике, так что я была уверена: он прочел сообщение и выложил это мне. Но сегодня днем я подъехала в Кембридж и поговорила с Отто, с тем юношей, который остался жив. Я попросила его рассказать, что предшествовало столкновению. Он сказал: увидев приближающуюся машину, они решили, что это грузовик, и Фабиан крикнул им об этом. – Она отпила вина и с силой затянулась сигаретой, после чего мрачно уставилась на Филипа.

Он пожал плечами:

– Возможно, телепатия: перед самым столкновением твое подсознание уловило сигнал от Фабиана, но не осознало его, а Форд смог извлечь эту информацию. – Он снова пожал плечами. – Тут довольно сложный комплекс оценки событий. Или…

– Или Форд действительно тот, за кого себя выдает.

– На этот счет ничего не могу сказать. Честно.

Появился официант:

– Голубь для вас, мадам?

– Нет, для меня.

Алекс подождала, пока сервируют стол, после чего опять наклонилась к Филипу Мейну:

– Ты знаешь, где можно найти криминалиста-графолога?

– Графолога?

– Ну да. Не знаю, как они называются – те, к кому обращается полиция, когда надо выяснить, не подделаны ли документы.

– Есть парень, которого я время от времени привлекаю к своим исследованиям; видишь ли, я как-то пытался опровергнуть Свитки Мертвого моря. – Он мрачно усмехнулся.

– Чтобы досадить отцу?

Филип погрустнел:

– Нет, это было много времени спустя… – Он замолчал, рассматривая жареного голубя с таким видом, словно тот совершил преступление.

– Смотрится очень неплохо, – улыбнулась она.

– Дохлая крыса, – сказал он.

– Что?

– Дохлая крыса, – повторил он.

– Дохлая крыса?

– Да. Его имя звучит примерно так:[2] Дерат, Дюрат, Дендрет. Дендрет – вот как его называют.

– Есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь? – улыбнулась она.

– Понятия не имею, почему я заказал голубя; я вспомнил, что терпеть их не могу.

– Могу с тобой поменяться.

– Нет, нет, ради бога, нет. Человек должен нести ответственность за свои действия. – Он бросил на нее какой-то странный взгляд, который вызвал у нее секундное беспокойство.

– Но в наши дни можно не превращаться в мученика; мы уже значительно эволюционировали.