Владимир Бойков - Затерянные в Чарусах Страница 36

— А не проще ли было разверзнуть небеса, явиться человечеству и сказать все как есть: сомневаетесь во мне, грешите почем зря, а вот он — я — любите и жалуйте! И серию молний по самым твердолобым. Вот бы все и уверовали.

— Это любимый аргумент атеистов. Действительно, что стоит Богу устрашить людей, коль он всесилен? Но задумайтесь о результате. Какого качества будут эти, пусть даже и безгрешные души, но полученные таким путем? И во что обратятся они, когда обретут бессмертие и неограниченные возможности? Существуя в умах людей на грани мифа и реальности, Всевышний как бы поддерживает равновесие между добром и злом. Человек делает выбор в пользу добра не из-за страха, а по совести. Происходит качественная селекция душ.

— Получается, что Господь сам искушает людей, которые грешат по причине сомнения в его реальности?

— Нет, мой дорогой. Искушения не насылаются, они существуют сами по себе, как некие материальные блага или удовольствия. Люди искушают себя сами. Наступив на горло совести, то есть изгоняя из себя Бога.

Валерий вздохнул. Профессор оценивал впечатление. Возможно, он ждал охов и ахов, но их не последовало.

— Пойдемте, что ли, чаю попьем? Запутал я вас, похоже.

— Да нет. Все доходчиво. Вам надо в церквах проповедовать, а не в болотах прятаться.

За чаем немного помолчали. Сказанное Аркадием Аркадьевичем казалось почти очевидным. Библейские сказки о конце света, не очень страшные ввиду их абсолютной ирреальности с точки зрения здравого смысла, в интерпретации профессора превращались в нечто более пугающее. Перспектива не быть воскрешенным, если воскрешение действительно будет иметь место когда-нибудь в будущем, представлялась даже более пугающей, чем перспектива небытия.

— Скажите, осознавая все это, вы не грешите? — спросил Валерий.

Профессор как будто насторожился, хотел даже что-то ответить, но не стал. Задумчиво прихлебывал чай и молчал. Потом посмотрел на собеседника очень серьезно и сказал:

— Надеюсь, что не грешу. Но там, на «большой земле» я не устоял бы перед зовом животного. Возможно, я обольщаюсь насчет себя, однако не исключаю, что моя душа нужна Создателю в будущем, вот он и спрятал меня в этой деревне.

— А остальные что тут делают? Я, например?

— Пути Господни неисповедимы. Слышал такое?

— Разумеется. Только это никого не утешает.

— Утешение и не требуется. Задача человека — прожить в обществе себе подобных, не погубив свою бессмертную душу. Для этого ему даны воля и право выбора. Не знаю, по каким критериям станет Всевышний оценивать деяния наши земные, уверен в одном — суд будет справедлив.

— Будет… Когда-то… А всякие уроды не верят и не дают жить нормальным людям.

— Действительно не дают, — согласился профессор.

— И не заметно, чтобы Бог вмешивался.

— А может, так оно и надо? Ведь надавав кому-то по лапам, Господь нарушит принцип справедливости. Придется пресекать каждую попытку греха, иначе тот, кого не ткнут мордой, сможет предъявить претензии: мол, других одернули, а меня нет.

— М-м-м. Логично.

— Василий, на мой взгляд — святая душа, высказал одну, по-моему, очень правильную мысль: «Господь в своем промысле прибирает к делу все: и грязное и чистое, но привечает он только чистоту, а грязь лишь использует».

— Озадачили вы меня, Аркадий Аркадьевич. Вроде бы и нового я ничего не услышал, но в вашем изложении многое начинает казаться очевидным.

— Это хорошо.

— Может быть и хорошо, но страшно жить, одергивая себя по каждому поводу.

— Не волнуйтесь. Жить безгрешно — не труд. Это состояние души. И оно приятно. Сначала нелегко, когда по привычке все еще думаешь только о себе, а потом просто.

— Почему же тогда вы от грехов в болотах спрятались?

— У меня случай особый.

— Да бросьте. Гордыня, вроде бы, тоже грех.

— Гордыня тут ни при чем. Я бы мог промолчать, но скажу: меня к детям тянуло. Понимаете?

— М-м-м… Педофилия?

— И все складывалось так, что могло легко осуществиться. Если бы я не попал сюда. Надеюсь, мы сменим тему разговора? А то как-то…

— Конечно. Меня, например, всегда интересовало: как часто и насколько глубоко Бог вмешивается в дела людские. Действительно ли «ни один волос не упадет без воли его»?

— Я думаю, это всего лишь своеобразная фигура речи, основанная на заискивании. Делать Богу больше нечего, как контролировать выпадение каждого волоска. Но в более глубоком смысле имеется в виду, что Создатель — это и есть все сущее, иначе говоря, он — это сама Вселенная, каждый ее атом, а посему выпадение каждого волоса в его воле.

25.

Валерий улегся на полати и стал перебирать в голове разговор с профессором. Долго не удавалось заснуть, разные мысли лезли в голову, но когда, наконец, одолела дрема, ему привиделся… конец света.

Это был странный и очень реалистичный сон, почти как сон про девушку. Только в нем он оказался почему-то не Валерием, а каким-то мелким священником типа дьячка, и звали его Вениамином.

Ему приснилось, будто разбудили его посреди ночи совершенно неправдоподобные звуки. Причем такие странные, что ни человек, ни его машины, ни природа породить такие не в состоянии. Выскочил Вениамин из дому и увидел еще более удивительную картину. Был день, только какой-то неземной, необычный. Прямо над головой светило Солнце, но оно быстро тускнело. Пронзительно голубое небо темнело, становясь сначала фиолетовым, а вскоре и вовсе черным. Казалось, ночь возвращается, но на небосводе не было звезд, а по всему небу играли яркие всполохи, похожие на зарницы.

— Что это? — прошептал дьячок, обливаясь потом и, кажется, уже обо всем догадываясь.

— Это Конец Света, — появился в голове ответ, пришедший ниоткуда, но явно не его собственный.

И в этот миг Вениамин почти перестал бояться. Жил он бедно и богопослушно, заповедей, кажется, не нарушал, так что, хотя и гнал от себя гаденькую гордыню, понимал, что судить его Господу Богу особенно не за что.

А мир земной прекращал существование. Но рушился он совсем не так, как представлял себе подобное явление верующий дьячок. Небеса не разверзались и мир не взрывался и не раскалывался. Он становился прозрачным, нематериальным и исчезал совершенно бесследно. Словно облако пара. В какой-то миг Вениамин с трепетом и даже страхом наблюдал, как испаряется его собственный дом. Как крылечко, на котором он стоял, вскружилось зыбким прахом и растворилось в вечности. И стало видно, как пропадает царство человеческое за многие сотни и тысячи километров от него. Дьякон посмотрел под ноги и понял, что вся планета Земля вот-вот исчезнет бесследно. Причем впервые он понял, что Америки находились не на далеком-далеком западе, а прямо у него под ногами, и что на самом деле Земля шарообразная, а вовсе не плоская, как в глубине души упрямо считал дьячок. Еще мгновение — и Вениамин понял, что находится в пустоте, и боялся пошевелиться, потому что не знал, стоит ли он хоть на чем-то, пусть и невидимом. А затем все отчетливей и отчетливей стал он видеть, что не один в пространстве. Кругом точно так же висели в пустоте люди, кто с выпученными от страха глазами, кто с открытым ртом, а кто и при самообладании. Даже находящиеся в далекой Америке люди почему-то видны были дьякону. Как это происходит, он не понимал, но при желании мог рассмотреть их почти отчетливо. И чувствовал Вениамин общий страх, смятение и любопытство.