Фридрих Шиллер - Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***) Страница 36

Изложение Эвальда Реке начинается с письма барона фон Фрайхарта графу фон Остен-Закену.

28 февраля 1781

«Я разговаривал с принцем. Он сердечно благодарит вас за неизменную любовь и преданность и принимает ваше дружеское предложение отправиться в Германию вместе с нами. В связи с этим он просит вас, любезный Остен, выехать пораньше, лично передать прилагаемые письма и сообщить о нашем прибытии в резиденцию недели через две. Настроение нашего принца не изменилось. Он опять весьма немногословен: кажется, все его существо полно одним единственным замыслом, от исполнения коего зависит ценность его жизни. Надеюсь увидеть вас сегодня вечером у маркиза Чивителлы — там я сообщу вам подробности разговора с принцем. Надеюсь, Ваше путешествие пройдет благополучно».

Примечание графа Остен-Закена: «Я передал письмо принца его сестре, герцогине Генриетте, лично в К.»

Другое примечание: «Письмо принца дяде, владетельному герцогу, я не смог передать лично, поскольку его высочество не пожелал меня принять. Пришлось просить гофмаршала. Похоже, по отношению к принцу и его приближенным здесь, при дворе, царит серьезное недоверие».

Граф Остен — так рассказывает манускрипт доктора Кублюма — уехал через два дня после получения вышеприведенного послания от своего друга. На сей раз он провел в Венеции около шести недель и за это время, благодаря сообщениям барона фон Фрайхарта и камер-юнкера Цедвица, равно как собственным расследованиям, выяснил, что, в сущности, произошло. Он ни разу не видел ни принца, ни таинственного армянина, ни даже секретаря Бьонделло — последний за две недели до его приезда распрощался со службой у принца. Он просто-напросто уехал, оставив записку, в которой просил у принца прощения за свое исчезновение и выражал пылкую признательность за доброту. Его старая матушка тяжко заболела, и он вынужден, повинуясь сыновнему долгу, тотчас уехать.

Граф, разумеется, понял скрытый смысл сей трогательной фразы: Бьонделло — шпион, специально проникший в окружение принца, великолепно сыграв свою роль, улетучился.

Рассказ барона Фрайхарта о ситуации последних месяцев звучал просто и достаточно убедительно: и все же ощущались неувязки и противоречия, относительно которых барон не мог просветить своего друга. В первой беседе, у постели страдающего от лихорадки Фрайхарта, граф услышал только самый общий очерк осенних событий.

Страсть принца Александра к молодой даме из Мурано росла с каждым днем. Все остальное он, казалось, забыл, ничем более не интересовался, жил только предчувствием долгих прогулок с возлюбленной в саду на острове. Равнодушие к другим зашло далеко: принц не только не реагировал на самые насущные вопросы барона, но едва слушал обращавшегося к нему маркиза Чивителлу. Маркиз переносил оскорбительную холодность принца стоически, однако, наконец, не выдержал, когда Бьонделло несколько раз в течение недели повторил, что принц не желает с ним разговаривать. Итальянский темперамент взорвался, маркиз устроил скандал у двери, набросился со шпагой на негров принца; прибежавший барон едва его утихомирил. Фрайхарту удалось взять его под руку, они вместе сели в гондолу и направились домой к маркизу. Разгневанный Чивителла молчал всю дорогу, однако вблизи палаццо немного успокоился и даже пригласил барона отужинать. Барон охотно согласился, ибо это давало возможность объяснить поведение принца Александра. Он рассказал маркизу, сколь и он сам и юнкер фон Цедвиц страдают от любовной одержимости их господина, ибо для него, видимо, ничего в мире, кроме сада Мурано, не существует. Откровенно признался, что предоставленные маркизом деньги полностью потрачены и, тем не менее, принц упорно не желает написать в резиденцию, игнорируя всякий вопрос на эту тему.

Маркиз быстро дал себя убедить. Несколько минут он шагал по комнате, затем приблизился к шкафу, достал оттуда шкатулку, порылся среди бумаг и разыскал какую-то записку.

— Не припоминаете ли, барон, мое собственное приключение в Мурано? Это копия письма к неизвестной и внизу расшифровка. Дама не кто иная, как пассия принца, тут нечего и говорить. Из письма, однако, ясно: он не единственный чичисбей. Не знаю, запало ли вам в память содержание этих строк, вот, читайте.

Барон взял листок и прочел:

«Решайтесь! Два пути открыты, — выбирайте, какой хотите. Я привез вас сюда вовсе не упиваться грезами любви. Либо Вы исполняете мои указания и помогаете в моей игре, либо отказываетесь. Тогда можете возвращаться в любое время, необходимая сумма всегда в Вашем распоряжении. В последнем случае вы меня больше не увидите. Е.».

Чивителла взял листок и бережно спрятал в шкатулку.

— Кто бы ни был этот «Е», — заключил он, — таинственный армянин или кто другой, его близкие отношения с дамой из Мурано не вызывают сомнений. И поверьте, барон, я докопаюсь до сути.

Маркиз принялся за работу в тот же день. К сожалению, его раскрыли быстрее, нежели он сам что-либо раскрыл: уже через неделю Бьонделло сообщил своему господину о соглядатаях маркиза Чивителлы, наблюдающих за ним и за дамой из Мурано. Принц и без того угнетенный крупным долгом маркизу, разгневался до крайности. Он не хотел и слушать возражений Фрайхарта о безусловно благородных намерениях маркиза, занял крупную сумму у одного известного ростовщика, отослал деньги и приказал маркиза более не принимать.

Тем настойчивей продолжал Чивителла свое расследование: для него стало делом чести доказать, что принц Александр попал в сети мошенников. Кое-какие факты обнаружились, о чем он доверительно поведал барону.

От маркиза, вернее от его людей, удалось узнать следующее:

Прежде всего, мадонной с картины флорентийского художника, предложенной принцу, была дама из Мурано, изображенная на садовой террасе. По словам художника, заказал картину иностранец в русской военной форме, судя по описанию, не кто иной, как пресловутый армянин. Когда картина была закончена, этому господину вздумалось узнать суждение какого-нибудь знатока. Художник, уверенный в своем мастерстве, охотно согласился, русский отослал его к принцу, посоветовав захватить еще несколько работ для сравнения. «Мадонна» привела принца в восторг — это имело целью, пояснил маркиз, подготовить его к лицезрению оригинала.

Далее удалось проследить спутницу дамы — когда она, во время очередного посещения принца, покинула дом; закрыв лицо густой вуалью, она зашла в один подозрительный погребок и встретилась с мужчиной, одетым по испанской моде, несомненно, армянином. Они поговорили на неизвестном соглядатаю наречии, она взяла письмо и окольными путями вернулась в дом.