Николай Шпыркович - Злачное место Страница 37

— Ага, мне им только УК тогда цитировать им надо было. Они бы мне живо апелляцию устроили… из "макарыча". Ладно, взяли мы с Татьяной набор и побежали с ними, вернее, перед ними, "сердечник" и "сахарник" в машине остались. Забегаем в "стекляшку", на полу девка — красивая — слов нет. Грудь — лицо-фигура-зубы.

— Зубы — это ты правильно заметил, — криво усмехнулся Старый.

— …Угу, — кивнул Дмитрий, хрупнув огурцом, — и уже у нее гаспинг пошел.

— Это чего? — поднял бровь кверху Крысолов.

— Перед смертью многие так дышать начинают — разъяснил Старый, — ну, ты сам видел, воздух ртом хватают….

— …Да. Ну, а нам что делать остается — летеха в спину стволом тычет, орет, натуральная истерика у него — спасай, давай, а то тебя раньше завалю… Мне повезло, что я, когда сгребал все, в кучу, заодно и маску Лаердала в пакет бросил — на лицо накладывается, чтобы, значит не рот-в-рот дышать а некое подобие гигиены соблюсти. Так то мы ей не пользовались, мешок АМБУ гораздо удобнее, а тут видишь, пригодилась. Наложил я маску эту девчонке на лицо, давай искусственное дыхание делать, сам думаю, если "перекинется" и меня куснет — первым делом, ей голову расшибу, чтобы никого больше, а главное, Таньку не покусала, а уж вторым — лейтенанта-гада привалю, мне все один хрен тогда будет. Главное, не знаю — может помереть не только от укуса можно. Может и в процессе реанимации можно насмерть заразиться — типа, как туберкулезом. За пульс взялся — трепетнуло там что-то — и стихло. Кричу Татьяне — давай массаж делай, та плачет, тоже ведь боится, но качает. А сколько в ней веса — 40 кг вместе с ботинками. Я летехе — мол, ты покачай, посильнее сестры моей ведь будешь. Так что мне он ответил?

— "А я не умею, вам за это деньги платят!" — предположил Старый.

— Точно. Про деньги только не сказал, а так — развел руки в стороны и, типа все объяснил. Сержант тоже башкой трясет. Блин, помню ведь, говорила нам преподша на курсах: " Мы — инфантильное общество, привыкшее, что за все отвечает кто-то — но не мы сами"… Вот и лейтенант тот — он сам, его преподаватели и друзья его — все они на чистом серьезе считали, что реанимация, которой их в училище обучали — нечто параллельное их основным обязанностям. Их задача- пистолет на форме носить, ну, злодеев искать, не без того, а лечить — врачи должны…, а ты еще говоришь — водители… Я бы и сам качать взялся — да так рассудил, ежели что — опаснее с этой стороны будет.

— А помнишь, новые руководства по реанимации приходили? Американской анестезиологической ассоциации? Там ведь говорилось, что можно и не дышать, в-общем-то, только непрямой массаж сердца делать? — вспомнил Старый.

— Так, а кто их читал, кроме анестезиологов, да и то не всех? — резонно заметил Дмитрий, пожав плечами. — Летеха — сам ни дышать, ни качать не умел — но твердо помнил, что надо и качать и дышать — без этого реанимация неэффективна. И что я ему, под стволом буду что-то доказывать? В общем, реанимируем мы — изо всех сил, кстати, старались — а вдруг, думаю…Может, поэтому и не "перекинулась" так быстро, все же смерть коры мы минут на тридцать отсрочили. И адреналин кололи, и атропин. Я вижу, Танюха из сил выбилась, сменил ее, шепнул только: " Дави к земле голову", а сам, будто невзначай на руку покойнице коленкой наступил. Она поняла, кивнула. Да, так говорю, минут на тридцать нас хватило, потом все же кора отлетела — зашевелилась под нами девчонка та милицейская, глаза открыла. Я вторую руку прижал, сам на нее навалился — в другой раз, может, мечтал бы об таком, а тут… Кричу Таньке: "Голову, голову держи" — смотрю — а она все ближе к мертвячке клонится, в глаза ей смотрит — да вы знаете, к а к о й у них взгляд сразу, как воскреснут. (Старый и Крысолов серьезно кивнули, а Артем вспомнил, что, когда голова матери показалась над печкой, он чуть не подался к ней — хоть и лютостью неживой разило от ее взгляда. Благо, батя тогда из сеней прибежал.). Я летехе — "стреляй!" — а у того руки трясутся, голова тоже — "не могу…". Сержант нас спас — Таньку оттолкнул да зомбачке голову в куски и разнес… Я только зажмуриться успел, да губы плотнее сжать — чтобы кровь на слизистые не попала. А лейтенант, как с ума сошел — да так и было наверное… — "Ты что?!! Ты что?!! Я ж любил ее! Они же оживили ее!!!" — не успели опомниться — бац сержанту в башку, прямо в лоб. Видать, опомнился от такого, на нас посмотрел дико — и — себе тоже — бац! Три трупа ментовских — и мы с Танькой посередке. Тут в дверях шорох — я уж думал, зомбаки ломятся — нет, "сахарник" наш на выстрелы прибежал. Мы пока объяснили ему, что к чему, — как в той пластинке "По следам Бременских музыкантов" — "…взревел мотор!!" — мы на улицу — тю-тю наша "Аудюха" вместе с "сердечником". Главное, не знаю — что дальше делать-то. "Сахарник" осмотрелся, да и говорит нам:

— Продукты надо брать и оружие. Как раз это у нас и есть. — и на стволы кивает, да на полки кафешечные. Ну, какая там еда — пицца, чипсы да шоколадки. Однако все ж таки перекусили, хоть немного, с собой взяли — "сахарник", Филинов его звали, вспомнил, а по имени отчеству, уже и не помню, как, поморщился, правда — на таких продуктах, говорит, долго не протяну, особенно теперь. И инсулина у меня, говорит, нет — я хвать-похвать — точно, не взял, когда из реанимации деру давали! Вспомнил я тогда, что неподалеку от нас дружок мой, Игорь Тимошкин живет. А он тоже диабетик, у него инсулин должен быть по-любому, да и жратва диабетическая тоже должна водиться. Взяли мы стволы милицейские, продукты, чего покалорийнее, да и пошли, озираясь, к Игорю. Филинов, молодец, двух зомбаков тогда по дороге завалил, и шустера даже одного. Мы бы без него еще тогда пропали. Спрашиваю — где стрелять научился — а он сам бывший мент, оказывается. К Игорю дошли — он в коттеджике жил там, уже в частном секторе — возле дома упырь стоит. Филинов его "на раз" завалил, к дому подошли — дверь закрыта. Ну, где у Игоря ключи лежат, я знал, зашли мы к нему. Инсулин нашли, Филинов поморщился, правда — белорусский, "Моно-су", плохой очистки, он то сам к "Актрапиду" датскому привык. Ну, из двух зол — выбирают меньшее, кольнулся он тем, что было, хоть немного, говорит, сушить перестало. Попробовали телевизор посмотреть — не идет ничего, у нас ведь типа "кабельное" телевидение было — из области на антенну приемника сигнал принимали, а потом по кабелю на телевизоры разводили. Ну, и нас заодно — на деньги. А тогда, видать, приемник и накрылся, и все телепередачи в нашем городке. А "тарелки" у Тимохи, не знаю почему — не было. Пока по городу колесили, мы по радио в автомобиле кой чего уловили — так, больше трепа, серьезной информации — никакой.

— В первые два дня даже в Москве не сразу поверили — угрюмо буркнул Крысолов, низко опустив голову.