Брайан Стэблфорд - Ангел боли Страница 37

Вы должны понять, что они не хотят войны. Они не желают рисковать разрушением. Единственное, что они могут сделать вместе — единственный проект, который они могут ощутимо разделить — это совместный поиск просвещения. Того, что они могут заставить нас увидеть, недостаточно. Для того, что они собираются сделать, им нужно наше чистосердечное сотрудничество. Мы должны пожелать увидеть так же сильно, как они, и они сделают все, что могут, чтобы исполнить наши желания.

— Они собираются причинить нам боль, — сказал Дэвид настолько эмоционально, насколько он мог.

— И мы должны принять эту боль, — согласился бледный человек. — Для таких людей, как мы, это не слишком сложно. Мы знакомы с болью. От нас требуется больше, но мы и знаем больше. Ангелы не знают, кто из нас будет видеть более ясно или понимать более полно, но мы с вами ценны, мы закалены адскими огнями и выучены Ангелом Боли искусству пророческих видений. Мы должны сыграть нашу роль добровольно.

Дэвид сглотнул, но комок в горле не исчезал. Он чувствовал головокружение и сухость из-за лихорадки. Он видел абсурдность всего этого, хотя прилив странных событий унес его так далеко, что он был готов почти к любым новостям. Он знал, что может отказаться во все это верить и признать, что он безумец, одолеваемый галлюцинациями.

«Должно быть, это не реально, — сказал он себе. — Я думал, что проснулся, когда Нелл заговорила со мной второй раз, также как я думал, что проснулся, когда увидел её около кровати в первый раз, но я могу также и ошибаться. Я могу пробудиться в любой момент, обнаружить, что моя рука пульсирует приглушенной опием болью, и услышать голос моей дочки».

Он не мог убедить себя. На самом деле он не мог убедить себя, что была какая-то существенная разница между сном и явью, теперь, когда он забрался так далеко в лабиринт видений и кошмаров. Это была его жизнь, какой бы извращенной и неуверенной она ни была, и он должен обеспечить свою безопасность в ней, как может.

— Возможно, вы мне не враг, — сказал он тихо человеку в сером, — но вы наверняка мне не друг. Я не могу доверять вашим советам.

Снова бледные глаза посмотрели на него с чем-то похожим на ненависть, которая только подчеркивала правоту его слов.

— Я не могу спасти вас от вашей глупости, — сказал человек в сером. — Но, возможно, я спас вашу жену. Если мы переживем это, то вам будет достаточным наказанием знание, что это я спас её, а не вы.

В свете всего, что узнал Дэвид, это была особенно неприятная угроза. Увы, он понятия не имел, как на неё ответить или как её расстроить.

Договорив, человек в сером выглянул из окна кэба. Его не успокоило то, что он увидел, и бледность его лица словно увеличилась от сильной тревоги. Дэвид потянулся посмотреть в окно на своей стороне, чтобы увидеть, что его насторожило.

Улицы Лондона были ещё различимы, хотя Дэвид не мог узнать ту, по которой они катились, но он заметил определенную особенность, которую слишком хорошо знал. Когда он сбежал из подвалов дома Калеба Амалакса, где Мандорла Сольер держала его в плену и пытала, он почувствовал себя странно разъединенным с миром, который словно бы стал призрачным объектом, лишенным материи. Теперь мир снова превратился во что-то призрачное. Он потерял цвет и отчасти плотность, так что здания на обеих сторонах улицы выглядели как декорации в театре, а люди на тротуаре казались бесплотными духами. Только их кэб сохранял вещественность, а остальные повозки стали такими же призрачными, как и их пассажиры.

Дэвид уверил себя, что могло быть и хуже. Это было знакомо. Даже если он провалится сквозь текучую землю в холодный подземный мир, это будет всего лишь повторение пережитых им событий. Ничего нового не произойдет, и нет причин для страха. Даже если мне приснится смерть, то мне позволено надеяться, что смерть, которую я могу тут пережить, всего лишь иллюзия.

Он сумел храбро улыбнуться, и на короткое мгновение показалось, что его попутчик ответил ему тем же. Затем Дэвид увидел, что подобие улыбки на чужом лице вызвало быстрое исчезновение плоти, которая открывала ужасную ухмылку гниющего скелета.

Казалось, человек в сером пронесся через все стадии гниения, и ничто больше не покрывало его костей, кроме тонкой пленки темной пыли. Его одежда была практически не затронута, хотя она сильнее обвисла на его узком костяке. Он продолжал сидеть, и Дэвид не знал, какая сила скрепляет части скелета.

Дэвид посмотрел на свою руку, отчасти ожидая, что он подвергся такой же метаморфозе, но ничего не случилось.

Кэб остановился, и он почувствовал изменение веса, когда кэбмен спрыгнул — или упал со своего сиденья. Дэвид открыл дверь и вышел. Пока он выбирался, кэб и лошади оставались вполне материальными, но как только он отпустил дверную ручку, кэб стал таким же призрачным, как остальные повозки. Хотя кэбмена не было видно, лошади тронулись с места, и повозка вскоре исчезла из виду.

Дэвид понял, что находится на мосту Ватерлоо, и повернулся, чтобы взглянуть на здание Парламента, которое казалось странно изящным в своей новой нематериальности. Он разглядывал его около минуты, затем отвернулся и прошел по мосту, чтобы посмотреть на мутную воду Темзы, по которой, как по маслу, скользили призрачные суда.

Он вгляделся в бесцветное, пустое небо. Несмотря на его пасмурность, оно казалось чистым, и он почувствовал, будто смотрит в бесконечную, беззвездную пустоту. Он на миг задумался, почему оно не было черным, но затем заметил, что серость не однородна и на него смотрит невообразимо широкое призрачное лицо — словно с дальнего конца обширной, но конечной Вселенной.

Он видел это лицо раньше, в ярком бреду лихорадки от яда. Это было лицо верховного Бога, Творца Творцов, совершенно беспомощного Бога, пойманного границами собственного Творения, не могущего вмешаться в то, чему он дал образ и позволил действовать. Взгляд проникал в самую душу Дэвида Лидиарда, без сожаления или извинения, словно подчеркивая загадочную природу человечества и мира.

— Должен ли я ждать тут вечно? — вслух спросил Дэвид. — Я здесь с какой-то целью, или меня просто выкинули из мира, и я должен выбираться сам?

Рот Бога открылся, словно собираясь ответить — что было бы доказательством того, что видение всего лишь галлюцинация, — но звуков не раздалось. Вместо этого крошечная вспышка цвета расцвела в сером, хаотично завиваясь и разрастаясь, летя к нему, как капля слюны из уголка божественного рта.

Вначале это была просто танцующая радуга, но когда она обрела образ и материю, он понял, кто был послан, чтобы забрать его и перенести в новую фазу мучительного сна. У неё были огромные крылья, темные как ночь, глаза как ярко пылающий янтарь, яркие красные губы и серебряные волосы, развевающиеся позади, как хвост огромной кометы.