Рэмси Кэмпбелл - Голодная луна Страница 37

Вначале его сон был спокойным и мирным. Он следовал за картиной, которую помог создать для пещеры. Он не видел, кто нес эту картину. Причем сейчас картину несли не по частям как обычно, а целиком, так, что она была в несколько раз длиннее его самого. Он бежал сквозь тьму к пещере, по земле, которая больше походила на пепел, чем на камни. Как только он достиг вершины, луна показалась на зазубренном горизонте, и он увидел, что картина с меченосцем была поставлена прямо над пещерой. Эндрю чувствовал себя в безопасности до тех пор, пока луна не начала смеяться.

Это была всего лишь страшная сказка, попытался он убедить сам себя. Это происходит лишь в тех книгах, где луна имеет усмехающееся лицо героя из мультфильма, у которого видны зубы, когда он усмехается. Но это смеялось над тем, как меченосец начал шататься как пьяный на краю пещеры, словно его придвинули слишком близко к краю. «Он всего лишь изображен на картине», — сказал Эндрю сам себе, и миссис Вейнрайт говорила, что это не имеет никакого значения и ничего не значит в жизни. Меченосец упал прямо в разверзшуюся перед ним тьму, и Эндрю услышал его крик — крик, который он ни разу не слышал до этого в своей жизни.

Эндрю пробудился и готов был сам уже закричать в обступавшую его чернильную тьму. Он с усилием поднялся с кровати и почти упал на пол. Кого бы он сейчас ни разбудил, любой накричал бы на него за беспокойство. Однако он не мог оставаться в комнате в одиночестве наедине со своим сном. Он тихонько приоткрыл дверь в спальню своих родителей, потом остановился как вкопанный, уставившись на белую статую, которая лежала в кровати рядом с его матерью.

Лунный свет падал прямо на лицо его отца. Он выглядел так, словно принимал световую ванну, словно омывался лунным светом. Эндрю захотелось подбежать к отцу, встряхнуть его и разбудить, потому что если луна освещает вам лицо во сне, это может означать, что вы сошли с ума, или это может довести вас до полного безумия. Его мама говорила, что это всего лишь старая сказка, однако сама она всегда плотно задергивала занавески в спальне, если снаружи светила яркая луна. Он мог бы разбудить ее теперь, исключительно из-за того, что в нем рос страх при виде широко открытых глаз отца, освещенных лунным светом. Потом лицо отца приняло такое выражение, какое Эндрю не мог представить даже в страшном сне, и он рванулся прочь из комнаты в свою спальню, чтобы затаиться там в постели.

У его отца, должно быть, был ночной кошмар. Разве вы не можете выглядеть так же ужасно, когда начинаете сходить с ума? Что сделает потом его отец? Что-нибудь похуже тех ругательств, которые выкрикивают друг другу игроки во время футбольных матчей, похуже шума, который поднимала его мать, словно он как-то навредил ей, бодрствуя, когда они думали, что он спал. Эндрю не слышал больше ее причитаний и ругани с того момента, как мистер Мэнн пришел в Мунвэл, однако выжидательная тишина делала его более нервным, чем прежний шум и ругань.

Он потер глаза пальцами. Мать говорила ему летом, что лучше засыпать до наступления темноты. Теперь он почувствовал, что понял смысл ее слов, разобрался в этом «почему», понимая то, что что-то изменилось к худшему. Он не мог больше ждать, он не мог вынести неизвестности о том, что случилось или должно было случиться в родительской комнате. Однако когда он заставил себя слезть с кровати и на цыпочках подойти к их двери, чтобы тихонько открыть ее, он громко закричал. Отца не было в постели.

Мать все еще лежала там, раскинувшись под шерстяным одеялом, повернувшись спиной к лунному свету. Когда же Эндрю отважился подойти к ней, чтобы разбудить, он услышал как тихонько закрылась входная дверь. Неожиданно он смог двигаться более быстро. Он прошел на цыпочках вдоль спальни, инстинктивно осознавая, что ни с кем и ни с чем не сможет столкнуться в темноте, и стал всматриваться в прозрачный лунный свет. Отец двигался вдоль главной улице, а потом побежал вприпрыжку к той стороне, которая вела на вересковую пустошь.

Эндрю сразу же стало ясно, что отец собирался оставить его уже в церкви и уйти туда, куда он шел теперь. Эндрю был не в состоянии рассказать все матери, чтобы не выдать секрет. Он вышел из комнаты и попытался закрыть дверь онемевшими и дрожащими руками. Если бы мать обнаружила, что случилось с отцом, что бы это ни было, она могла только повредить. Эндрю быстро оделся и прокрался вниз, снял дверную щеколду и выскользнул из дома.

Казалось, что жар разливался по всему его телу и голове и уходил ввысь, к безоблачному небу. Пока он вилял по Хай-стрит, часы над залом заседаний пробили два. Он побежал по тротуару улицы и стал забираться вверх по зигзагообразной тропинке, находясь в приятном возбуждении от того, что ему удалось вырваться из дома в такой поздний час, и опасаясь того, что он мог увидеть, нагнав отца.

На вершине тропинки он осторожно высунул голову из-за края пропасти. Отец бежал прямо по направлению к пещере, пепел смягчал его шаги. Он бежал под светом убывающей луны, который ослеплял Эндрю. Когда Эндрю побежал вслед за ним, он не смог услышать звук своих собственных шагов. Наверное бег под луной и должен быть таким — пробежка в безмолвии, бежать, с трудом различая свои собственные шаги. Отец был уже на самом краю пещеры, и Эндрю отвел глаза, опустив лицо вниз, где была зола, потому что отец с огромной скоростью побежал по самому краю к точке, находившейся на противоположной стороне пещеры, как раз напротив Эндрю. Но его отец был слишком поглощен своими мыслями, чтобы заметить сына. Хотя Эндрю и чувствовал себя раскрытым из-за лунного сияния и на обугленной местности, он продолжал ползти через пепел и золу. Он полз, пока не поравнялся со отцом, так что можно было видеть его, подняв голову. Он спрятал лицо в руках, чтобы прочистить горло, и когда снова поднял глаза, отца на краю котловины уже не было. Неожиданно ужаснувшись мысли, что отец мог броситься вниз в пещеру, Эндрю изо всех сил стал карабкаться на край бездны.

Луна была почти над его головой. Она освещала ослепительным светом каменную чашу внизу, заставляя сверкать боковые стены пещеры. На расстоянии, в глубине пещера выглядела такой же глубокой и темной, как небо наверху. Где-то посередине, между пещерой и краем каменной чаши, один из сторонников Мэнна стоял на коленях, закрыв глаза и сложив руки в замок на животе. Должно быть, он охраняет пещеру, подумал Эндрю. Позади сторонника Мэнна было так тихо и неприметно, что Эндрю даже не мог заметить никакого движения, когда отец бесшумно подкрадывался к пещере. Его лицо представляло собой гладкую светящуюся белую маску.

Его тень, так же бесшумно и безмолвно, как и он сам, двигалась перед ним. Молящийся наверняка должен был заметить ее, если бы только открыл глаза, но нет: теперь тень была как раз позади него, почти касалась его. Вот-вот он почувствует это и повернется? Эндрю испугался за отца, испугался, что вот сейчас его обнаружат, но тут он увидел, что произошло, когда его отец добрался до того мужчины.