Юрий Ищенко - Одинокий колдун Страница 38

Пожилая тетка провела его в крошечную комнатку со шкафами, полными пипеток и мензурок. Усадила к столу, ткнула в подушечку пальца перышко и накачала в маленькую стеклянную трубочку его крови. Взяла несколько чашечек «петри» из хрипящего холодильника, стала подмешивать кровь в растворы.

— Не сиди, иди отсюда, — сказала ему, не оборачиваясь. — Если нужен будешь, позову.

И в коридоре молоденькая медсестра спрашивала у людей, кто из них имеет четвертую группу крови с каким-то там фактором. Егор вышагивал минут десять, никто за ним не пришел, тогда он вернулся к хирургической комнате и нашел пожилую медсестру.

— Вы у меня кровь брали. Подходящая для девушки кровь?

— Значит, не подошла, раз не позвали, — объяснила ему недовольно тетка; что-то припоминая, вдруг сама схватила его за руку. — Слушай, ты останься здесь, у тебя самого что-то с кровью неладно. Я понимаю в этом мало, надо врачам пробу исследовать. А с девушкой беда, ни в городском, ни в областном хранилище нет такой крови. Накачиваем ее физиологическими растворами, но ей для операции кровь нужна! Ты ее родственников вызвать можешь?

— Нет, — равнодушно сказал ей Егор. — Я их не знаю. И адреса не знаю.

И тут уронили ширму — санитар запихивал в тумбу на полу какие-то окровавленные свертки и порушил эту легкую конструкцию. Егор опять увидел девушку — кроме лица, все тело ее было закрыто простынями. Но ее лицо он увидел, оно было чем-то знакомо, но чем... Он вышел из травмопункта, постоял на крыльце. Впервые заметил, что сам весь испачкан ее кровью. Черные подсыхающие потеки были на штанах, на куртке, даже на ботинках остались пятна. Он провел пальцами по нейлону куртки, измазав его в чужой крови. И слизнул кровь с пальца, пробуя ее на вкус. «Я это умею, надо вспомнить. Надо сообразить, очень внимательно все запомнить и напрячься.» Со стороны было непонятно, чем он занялся — Егор сильно сгорбился, закрыл глаза, болезненные спазмы начинались в животе, руки цеплялись за перила. Затем что-то, похожее на хворь, его отпустило. Решившись, он резко повернулся к входной двери — столкнулся с нервным шофером.

— Братан, и у меня кровь не подходит! Вот горе-то, а я бы хоть три литра отлил... Или это не ты, братан? — неуверенно, сделав шаг назад, заключил шофер.

Егор отстранил того с пути, пошел в хирургическую.

Все та же старая медсестра сидела за столиком на входе, что-то строча ручкой в бланках. Седые волоски подрагивали на бородавке, прилепившейся к подбородку. У женщины были отечные усталые глаза, под белой форменной шапочкой плотно стянулись редкие седые волосы.

Она нехотя подняла голову, когда очередной незваный посетитель вторгся в помещение. Перед столом остановился мужчина средних лет, в костюме-тройке щегольского серого оттенка. Мужчина снял очки и прокашлялся.

— Здравствуйте, меня зовут Гаврила Степанович.

— Чем могу быть полезна, — медсестру вдруг потянуло на галантные манеры.

— Кровь могу сдать для девушки. Тут в коридоре услышал разговоры и вспомнил, у меня та же редкая группа. И меня когда-то чудом спасли, так что я донором охотно послужу...

— Идите со мной, — она как-то сразу пронялась его уверенностью, повела за собой для сдачи крови на анализ.

Кровь была та самая, его начали готовить к переливанию.

Он никак не мог разглядеть ту, которую изувечил. От вены на его левой руке прозрачные пластиковые трубки с пульсирующей пенистой кровью бежали к подвешенной капельнице. Кровь скапливалась в большом прозрачном мешке с мембранами фильтров, а затем другие трубки несли ее дальше, за ширму, где в операционной суетились доктора над лежащей девушкой. Когда его укладывали и подключали к капельнице, он видел, что сестры совершают предоперационные приготовления: голова девушки была обрита наголо, а лицо и лоб прикрывали уродливые бугры марли и кислородной маски.

С ним сидела сестра, каждые десять минут проверяла давление. В голове постепенно стало тихо, пусто. Он догадался, что это от кровопотери. Крепился, чтобы не заметили его слабости. Очень искушала сонливость.

— Вздремнуть можно? — не выдержав, спросил у сестры, когда устал держать глаза открытыми — их нещадно сек ярчайший свет ламп, кругом подвешенных над операционной.

— Вздремнуть? Нет-нет, нельзя. Я лучше врача вызову, — обеспокоенная сестра поднялась и ушла за ширму.

И тут зазвенел этот вопль. Кричала она, изуродованная им девушка, там, за ширмой, на операционном столе. Но и Егор с трудом поверил, не видя ее, что юная красотка способна издать эти звериные, полные адской злобы, ярости, страха звуки.

Он с трудом сел, кружилась голова. Спустил ноги с кушетки, но не решался встать — да и игла с трубками все еще качала его кровь. За ширмой нарастал шум и грохот, будто там кто-то ожесточенно дрался. Звенели инструменты, стучали о кафель пола посудины, трещала материя. Егор решился и выдернул иглу из руки, зажав пальцем большую кровоточащую дырку в коже. Толкнул ногой ширму, и та упала. В окружении нескольких людей на высоком столе билась девушка, стараясь высвободиться из держащих ее руки и ноги ремней. Врачи и санитары наваливались на ее тело, придавливали к столу, но она выворачивалась, с треском освободила одну руку, стала драться со всеми сразу. Что-то причиняло ей муку, она продолжала кричать и страшно вопить, по бинтам вокруг глаз горошинами скакали слезы.

Она дотянулась до скальпеля, торжествующе взвыла — люди вокруг сразу отпрянули. Перерезала ремень на животе, также освободила вторую руку, но тут безжалостным ударом по локтю санитар ее обезоружил, и дюжие мужики заново навалились, прижав ее к столу.

— Эпилепсия? — крикнул санитар врачу.

— Хрен ее знает, — врач с наполненным шприцем пытался пристроиться над извивающимся телом, — припадочные с ножами не бросаются... Шок какой-то.

Егор вдруг повернулся, чтобы посмотреть на капельницу. Кровь бурлила в трубках и мешке, будто вскипая; она уже не бежала из накопителя к телу девушки сквозь иглы, торчащие из ее рук.

— Больно, гады, остановите это! — девушка впервые заговорила, будто с мясом вырывая из своей непонятной муки слова, которые лишь с трудом можно было разобрать. — Прекратите... Остановите... пустите меня, не могу это терпеть...

И тут взорвался на капельнице мешок-накопитель: красные брызги мигом перекрасили одежду и лица врачей, Егора, обстановку и стены. Везде стекали капли красной влаги. Егор изумленно смотрел, как будто плавятся, тают трубки, бегущие от рук девушки — из них скудеющими фонтанчиками плескала кипящая, испускающая пар жидкость. Девушка стала недвижимой, замерла и откинулась на стол.