Виктор Песиголовец - Лицо порока Страница 38

Она иронически хмыкнула и, направившись в кухню, бросила:

— Иди ужинать!

— Нет, сначала управлюсь с замками, — я наклонился и начал стаскивать с ног сапоги.

— Уже не надо! — бросила Лариса, выглянув из кухни. — Валерка все сделал.

— Валерка?

— Мужик из второго подъезда. Ты его видел. Помнишь, он выгуливал собачку, а мы бежали на концерт?

Я снял пальто, повесил на вешалку в прихожей и, сунув ноги в тапочки, пошлепал в ванную мыть руки. Потом зашел в кухню. Лариса возилась с кастрюлями. Я обнял ее за, плечи, поцеловал в шею.

— Извини меня, солнышко! Действительно был очень занят.

— Да ладно! — милостиво улыбнулась она, помешивая вкусно пахнущий суп. — Если бы я на тебя надеялась, то долго бы мне пришлось ждать новых замков.

За ужином мы говорили мало. Не клеился почему-то разговор.

В постели тоже ощущалась какая-то натянутость, нервозность. Лариса была податливой и даже нежной. Но куда подевались ее пылкость и страстность?

Томимый этой безрадостной мыслью, а еще неясным чувством вины, не знаю, за что, я в десять вечера, ушел домой.

Воскресенье я решил целиком посвятить Маше. Приехав утром, сразу взялся за работу. Вздумал отремонтировать полуразрушенную кирпичную перегородку, отделяющую лестничную клетку от двух квартир — Машиной и ее молодого соседа-алкоголика. Такие перегородки сооружают, наверное, все жильцы отечественных многоэтажек.

Маша намеревалась привести ее в нормальное состояние, наняв каменщика. Но я заверил, что справлюсь самостоятельно. Необходимые стройматериалы — кирпич, цемент и песок — давно уже ждали своего часа на балконе Машиной квартиры.

Позавтракав, я переоделся, замесил раствор и взялся за мастерок. Специалист по кладке кирпичей я небольшой — не достает опыта, но и дела-то было, совсем немного.

Работа подвигалась довольно споро. Маше я запретил выходить из квартиры, дабы она не путалась под ногами и не мешала своими бабьими советами.

Насвистывая, я прилаживал на место очередной кирпич, как вдруг появился сосед. Щуплый и плюгавый, в застиранной, видимо, никогда не видевшей утюга одежде, он здорово походил на бродягу. К тому же был изрядно навеселе. Узрев, чем я занимаюсь, остановился. Долго стоял, молча жевал бычок, потом вдруг лицо его побагровело. Сделал шаг ко мне и стал потрясать кулаками.

— Кто разрешил пачкать цементом пол?! — заорал сосед, как полоумный, дико вращая зенками. — Кто, я спрашиваю, мать твою перетуды?!

Я попытался утихомирить его. Объяснил, какие преимущества он получит, когда перегородка приобретет приличный вид. Но сосед и слушать не хотел. С каждой минутой становился все агрессивнее и наглее. И лез прямо на меня.

— Да что ты, как с цепи сорвался? — спросил я миролюбиво. — Что тебя не устраивает?

— Убирайся на хрен отсюдова! — завопил сосед на весь подъезд и толкнул меня, когда я осторожно отстранил его в сторону, чтобы не мешал работать. — Живо убирайся! Ты слышишь, козляра?!

Я не стал отвечать на эти оскорбительные выпады. Лишь насмешливо посмотрел в его сторону и, насвистывая, опять взялся за мастерок.

— Падла! Я сказал, вон отсюдова к ядреной фене! — заорал сосед, брызгая мне в лицо слюной.

Дело явно шло к драке. Мое терпение уже иссякало. Но я пока никак не реагировал на агрессию. Тогда разъяренный мужичок подбежал и со всего маху двинул ногой в уже наполовину отремонтированную перегородку. Раствор еще не окреп, и несколько кирпичей вывалилось, дверная рама с грохотом шлепнулась на цементный пол.

— Ах, ты гаденыш! — я сгреб соседа за загривок и с силой швырнул мордой в тазик с раствором. Во все стороны полетели брызги.

Мужик вскочил, но поскользнулся и снова шмякнулся носом в серую жижу. Это меня рассмешило.

Зарычав, он встал на нетвердые ноги и тут же бросился на меня. Я отступил на шаг и с размаху двинул носком сапога ему в грудь. Скрючившись и жутко матерясь, сосед — грязный и жалкий — прислонился бочком к стене. Затем пошатнулся и наклонился, стараясь подобрать кусок кирпича. Я подхватил тазик и, перевернув вверх дном, надел его на голову своего противника. И тут же со всей силы саданул по днищу кулаком и добавил коленом под дых. Сосед, как подкошенный, рухнул на колени.

Только через минуту он отбросил тазик и, барахтаясь в растворе, с перекошенным от боли и ненависти лицом, еле поднялся на ноги. Я исподлобья наблюдал за ним.

— Ну… ну!.. — этот несчастный алкаш силился что-то сказать, но душившая его ярость, видимо, сковала глотку. Взвизгнув, он с неожиданной прытью ринулся к дверям своей квартиры. Я не стал ему препятствовать.

И с облегчением вздохнул, когда дверь с шумом захлопнулась.

Однако через каких-то полминуты сосед вылетел, как ошпаренный, на лестничную клетку с охотничьей пятизарядкой на перевес.

— Убью! — неистово заревел он, роняя с губ белую пену. От этого звериного рева, кажется, содрогнулись стены.

Я не успел опомниться, как передо мной возникло хрупкое тельце Маши с распростертыми в стороны руками, и грохнул выстрел. Ее с силой швырнуло на мою грудь, я едва устоял на ногах. Передо мной, будто в замедленном кадре, пронеслись белое, как полотно, женское лицо, крупные капли крови на бетонном полу и моих сапогах, выпученные глаза соседа, сжимающего в руках ружье, нацеленное мне в живот. Не помню, как я умудрился, удерживая Машу, подхватить и запустить в голову соседа увесистый кусок кирпича.

Оглушенный выстрелом, растерянный, потрясенный случившимся, я не ведал, что делать. Маша — обмякшая, вялая, словно прибитая морозом георгина, — висела на моих руках.

— «Скорую»! Кто-нибудь вызовите «скорую»! — закричал я во всю силу легких.

Но рядом уже были люди.

Когда примчалась карета «скорой помощи», Маша очнулась и приоткрыла затуманенные глаза. Я стоял перед ней на коленях, весь измазанный цементным раствором и кровью.

— Тебя не зацепило? — ее почерневшие губы подергивались, голос прерывался, но в глазах, кроме боли, светились любовь и ласка. Я заплакал.

— Мелкая дробь разворотила ей плечо и, очевидно, раздробила ключицу, однако угрозы для жизни нет, — констатировал молодой мужчина в белом халате, бегло осмотрев Машину рану. — Сейчас перевяжем и — в больницу!

Два милиционера куда-то уводили растерянного, согбенного соседа. На его испачканном лбу чернела огромная ссадина.

Вечером, возвратившись из больницы, я обнаружил, что кто-то закончил ремонт перегородки и тщательно убрал в коридоре. Мне осталось только водрузить на место дверь…

Медленно тает липкая ночь. Мглу съедает серая дымка рассвета. Дети еще спят. Мы с Аней сидим на кухне и пьем кофе. В шесть тридцать она обычно уже отправляется на работу. У нее маленький магазинчик на территории одного из городских рынков. Торгует недорогими товарами — тряпками: майками, футболками, шарфами, косынками, женским и мужским бельем, носками… По понедельникам Аня всегда делает себе выходной, но теперь приближается Новый год, покупателей много, и она не хочет терять заработок.