Дракула. Повести о вампирах (сборник) - Джордж Гордон Байрон Страница 39

Примите уверение в полном моем уважении, и да благословит вас Бог.

СЕСТРА АГАТА.

P.S. Мой пациент уснул, я вскрыла это письмо, чтобы сообщить вам еще кое-что. Он мне все рассказал про вас и о том, что вы скоро будете его женой. Да благословит вас обоих Создатель. У него было, по-видимому, какое-то потрясение — так говорит наш доктор, — и в своей горячке он все бредит всевозможными ужасами: волками, ядом и кровью, призраками и злыми духами, и я боюсь даже сказать, чем еще, но будьте с ним осторожны и следите за тем, чтобы его ничто не тревожило; следы такой болезни, как его, не скоро исчезнут. Мы уже давно написали бы, да ничего не знали о его друзьях, а из его рассказов мы ничего не могли понять. Он приехал поездом из Клаузенбурга, и начальник станции рассказывал служащему, что на станции он кричал, чтобы ему дали билет домой. Видя по его буйному поведению, что он англичанин, ему выдали билет до конечной станции этой железной дороги.

Не беспокойтесь о нем, так как за ним заботливый уход. Своей добротой и благовоспитанностью он победил наши сердца. Теперь ему действительно гораздо лучше, и я не сомневаюсь, что через несколько недель он совершенно поправится, но ради его же спасения будьте с ним очень осторожны. Я буду молиться за ваше долгое счастье Господу Богу, и святому Иосифу, и святой Марии».

ДНЕВНИК Д-РА СЬЮАРДА

19 АВГУСТА. Вчера вечером в Ренфилде произошла странная и неожиданная перемена. Около восьми часов его охватило возбуждение, и он начал рыскать повсюду, словно собака, берущая след. Служитель был этим поражен и, зная, как я им интересуюсь, постарался, чтобы Ренфилд разговорился. Обычно Ренфилд относится к служителю с уважением, порой даже с раболепством, но сегодня, по словам служителя, он держался с ним надменно. Ни за что не захотел снизойти до разговора с ним. Вот все, чего тот от него добился:

— Я не желаю с вами говорить; вы теперь для меня не существуете; Господин уже близко.

Служитель думает, что у Ренфилда внезапный приступ религиозной мании. Если так, надо быть начеку: физически сильный человек с навязчивой религиозной идеей и склонностью к убийству может быть опасен. Это страшное сочетание. В девять часов я зашел к нему сам. Отношение его ко мне примерно такое же, как и к служителю; с его завышенной самооценкой разница между мной и служителем показалась ему ничтожной. Это похоже на религиозную манию, и скоро он, вероятно, возомнит себя Богом. Мелкие различия между людьми слишком незначительны для того, кто является Всемогущим. Как эти маньяки себя выдают! Ни одна малая птица не упадет на землю без воли Бога Истинного; но бог, порожденный людским тщеславием, не видит разницы между воробьем и орлом. О люди…

На протяжении получаса, или даже больше, Ренфилд все сильней и сильней возбуждался. Я не подал и виду, что слежу за ним, но все-таки очень внимательно его наблюдал: в его глазах внезапно появилось то хитрое выражение, которое мы замечаем обычно у сумасшедшего, когда он занят какой-нибудь определенной мыслью. Затем он сразу успокоился и обреченно уселся на краю кровати, уставившись в пространство тусклыми глазами. Я решил узнать, представлялся ли он апатичным или он на самом деле таков, и завел с ним разговор о его любимцах — тема, которая никогда не оставляла его равнодушным. Сначала он ничего мне не отвечал, потом сказал брезгливо:

— Да ну их всех! Я нисколько ими не интересуюсь.

— Что? — переспросил я. — Не хотите ли вы этим сказать, что не интересуетесь пауками? (Теперь пауки — его слабость, и его записная книжка заполняется столбиками цифр.)

На это он загадочно ответил:

— Подружки невесты радуют взоры тех, кто ожидает невесту, но, когда невеста появится, они перестают их замечать.

Он не хотел объяснить значения своих слов и все время, что я у него пробыл, молча просидел на постели.

Я сегодня утомлен и подавлен. Думаю только о Люси и о том, как все могло быть иначе. Если сейчас же не усну, хлорал, современный Морфей, — С2НСl3OН2O! Надо поостеречься, чтобы это не вошло в привычку. Нет, не стану ничего принимать сегодня! Я думал о Люси и не буду ее пятнать, смешивая две эти вещи. Бессонница — значит, бессонница…

Рад, что дал себе это обещание, того больше рад, что сдержал его. Я ворочался в постели с боку на бок, когда услышал, что часы бьют еще только два, — тогда и пришел дежурный, посланный из палаты с сообщением, что Ренфилд сбежал. Я наскоро оделся и тотчас же спустился вниз; мой пациент слишком опасный человек, чтобы оставлять его на свободе. Его идеи могут плохо отразиться на посторонних. Служитель ждал меня. Он сказал мне, что всего десять минут тому назад он видел Ренфилда в дверной глазок спящим. Затем его внимание привлек звон разбитого стекла. Когда он бросился к нему в комнату, то увидел в окне только пятки и тотчас же послал за мной. Больной в одной ночной рубашке и, наверное, не успел убежать далеко. Дежурный решил, что лучше посмотреть и проследить, куда он пойдет, а то можно, выйдя из дому через дверь, потерять его из виду. Дежурный был слишком толст, чтобы пролезть в окно, а так как я худощав, то с его помощью легко пролез ногами вперед и спрыгнул на землю, так как окно не очень высоко. Служитель сказал мне, что пациент свернул налево, потом пустился напрямик, так что я побежал как можно быстрее вслед за ним. Миновав деревья, я увидел белую фигуру, карабкающуюся по высокой стене, которая отделяет наше владение от соседей. Я сейчас же вернулся и приказал дежурному немедленно позвать четырех служителей на тот случай, если больной в припадке буйства, и последовать за ним в Карфакс. Сам же я достал лестницу и перелез через стену вслед за беглецом. Я как раз увидел Ренфилда, исчезающего за углом дома, и погнался за ним. Он был уже далеко, и я увидел, как он прижался к обитой железом дубовой двери часовни. Он разговаривал с кем-то, а я боялся подойти, чтобы его не напугать, иначе