Черная изба - Анна Лунёва Страница 39

Она тоненько завыла на одной ноте и начала раскачиваться из стороны в сторону, так и не отпуская рук дочери. Левая половина лица у Кати горела, как опущенная в кипяток. Сквозь гул в ушах было слышно, как на площадке стукнула железная дверь. «Соседи подслушивают», – подумала она и принялась успокаивать мать.

– Мама, вставай, замолчи, пожалуйста, ну мама, пойдем на кухню, я тебе чаю заварю, мама…

Ей удалось поднять мать на ноги, но и только.

– Он пропал! – выла мать все громче, заикаясь. – Он не придет, он у-у-умер, Катька-а-а… Он им что-то задолжа-ал, я слышала-а-а, они его на счетчик поставили, Катька-а… Кать, найди его! Найди! Иди найди его!

Катя изумленно смотрела на маму. Даже боль как будто стала послабее.

– Мам, но где же я его найду? – прошептала она. – Мам, я не представляю…

– Не знаю! – выкрикнула мать, и Катя почти увидела, как тетя Соня жадно прижимается ухом к их двери, чтобы не упустить ни единого слова. – Найди! Найди, и тогда, обещаю, я позвоню в полицию! Пусть только живой найдется! Катька! Иди! Пожалуйста, умоляю тебя!

Мама с грохотом рухнула перед Катей на колени.

– На коленях тебя умоляю, Катька! Иди ищи его! Ищи! Приведи его домой! Он же твой брат, Катька, как ты не понимаешь? Как ты можешь быть такой бесчувственной, ты же его сестра!

Бесчувственной… Катя почувствовала, как урчит голодный живот, как устали ноги и спина от сидения в автобусе, как раскалывается голова от материной пощечины…

– Хорошо, – сказала она тихо, – я пойду. Только ветровку из рюкзака достану.

Уже на лестнице, спустившись к двери подъезда, Катя бессильно привалилась к стене. Куда идти? Она не знала, с кем дружит Максим, есть ли у него девушка, где он может тусоваться… Не идти же по квартирам, опрашивать людей: не видели такого-то?

Голова просто раскалывалась. «Для начала, – сказал кто-то спокойный внутри нее, – надо пойти в аптеку и купить что-нибудь от головной боли». Уже девятый час, нужно найти круглосуточную. Катя вытащила телефон. Хорошо, что в автобусе была розетка, хотя бы телефон полностью заряжен. Ближайшая круглосуточная аптека не так уж и далеко. «Пойду туда, – решила она, – а по пути буду заглядывать во все дворы».

В аптеке ей продали ибупрофен и маленькую бутылку воды без газа. Катя с трудом отвинтила тугую крышку, прямо у кассы проглотила сразу две таблетки и запила. Ну что, надо искать Максима. Сейчас, только станет полегче…

Дойдя до бульвара, Катя присела на лавку. Вечерний воздух пах цветущими липами, бензином, разогретым асфальтом. Катя откинула голову на спинку скамейки и закрыла глаза. Спина и ноги противно ныли от усталости: все-таки пришлось в одиночку тащить на себе все, что накопилось за год жизни в общаге. Потихоньку боль отступала – лекарство действовало.

Ну и куда теперь?

Мама и раньше, еще в школе, отправляла Катю искать Макса, когда он допоздна гонял с приятелями на великах по району. У самой Кати велосипеда не было. «Ты же девочка, – говорила мать, – зачем тебе эти накачанные ноги и постоянные синяки? Упадешь еще, голову разобьешь…» Так что она ходила по дворам пешком и орала: «Макси-и-им! Максим Сухов! Макс, мама зовет!» – пока ей не удавалось случайно натолкнуться на брата и его компанию. Иногда он попросту удирал от нее, делая вид, что не слышит ее криков, и тогда Кате приходилось долго сидеть у подъезда, ждать, когда он вернется, чтобы мама не решила, будто Катя ленилась и не искала брата. Потом они вместе заходили домой, и мама выговаривала Кате за позднее возвращение, пока Макс сбрасывал кроссовки и лез в ванну.

А теперь как его искать? Кричать по дворам? Смешно. Он же может быть за несколько километров отсюда, у кого-нибудь в гостях, у него есть деньги… «Мама, – говорила про себя в детстве в такие моменты Катя, – ну за что ты меня так не любишь? Я же тоже твой ребенок!»

– Оп-па! – раздался у нее над ухом хриплый голос. – Здравствуйте, леди!

Катя открыла глаза и попыталась вскочить, но тяжелая рука тут же придавила ее к скамейке. В лицо пахнуло грязным телом, табачным дымом и перегаром.

За спиной захохотали:

– Не нравится кавалер? Ниче, нас тут много, выбор богатый!

– Говорили тебе, Николай, мойся почаще!

Мужик, которого назвали Николаем, нависал над ней неприятно близко. Перед глазами маячила неопределенного цвета рубашка с надетым поверх засаленным серым жилетом. Над ремнем не хватало пуговицы, и в прорехе торчало волосатое брюхо.

Не убирая ладони с Катиного плеча, он осклабился и ущипнул ее другой рукой за щеку.

– У-тю-тю, мамина девочка, чего так поздно гуляем?

Катя пискнула, оттолкнула его и рванулась в сторону, но мужчина цепко ухватил ее за рукав ветровки. Ткань затрещала.

Остальные обступили их и с гоготом подбадривали Николая:

– Молодец, Колян!

– Давай теперь майку, стриптиз посмотрим!

Их лица и голоса казались Кате нереальными, как будто ее окружили чудовища с виденных когда-то в детстве гравюр Гойи. Надо было позвать на помощь, но крик застрял в горле – его, наверное, свело от слезоточивой вони. Стоял теплый вечер, на высоком июньском небе проступали звезды. По той стороне бульвара иногда проходили люди – легко одетые мужчины и женщины, – но никто не обращал внимания на потасовку у скамейки. Катя еще раз дернулась, и ее схватили за воротник футболки – грубая волосатая рука с обломанными грязными ногтями, синий якорь на большом пальце.

– Ладно тебе ломаться, пошли, выпьем по маленькой…

– Отвалите, алкаши! – раздался новый голос, высокий и резкий, как сорочье карканье. Волосатая рука отпустила Катин воротник.

Кто-то ненатурально удивился:

– Гля, Кочерга! Эй, Кочерга, ты че, приревновала никак? Ты не бзди, тебе тоже достанется…

– Я что сказала-то? – повысила голос незнакомка. – Щас Володьку участкового позову, мало не покажется! Отлезли быстро от ребенка, упыри, мать вашу!

Николай резко отпрыгнул, будто кто-то дернул его за шиворот, и Катя увидела свою спасительницу. Если честно, она больше походила на самку богомола, чем на женщину. Высокая, костлявая, какая-то изломанная, она вдобавок стояла на высоченных каблуках. Одежда на ней была черная и обтягивающая. На шее намотана черная шаль, на голове – небрежный пучок. Издалека ее можно было бы принять за молодую модницу, но вблизи впечатление портила страшная худоба и белое, похожее на череп лицо с глубокими тенями под глазами.

– Иди отсюда! – резко скомандовала женщина. – Чего расселась? Мальчики понравились?

Катя вскочила, оттолкнула ближайшего алкаша и бросилась бежать по бульвару в сторону дома. Вслед ей неслись оскорбительные выкрики и смех.

Катя сама не помнила, как оказалась перед своим подъездом. Рука потянулась к домофонной кнопочке, и в голове сразу всплыло: «Не нашла? Иди ищи дальше, без Максима ужинать не сядем!» Она достала из кармана ветровки ключ. Хорошо, не выпал во время потасовки на скамейке. Рукав оторвался по шву, сквозь прореху проглядывало голое плечо.

В подъезде Катя еще несколько минут в отчаянии стояла перед закрытой дверью квартиры. Сейчас мама опять начнет ругаться, рыдать, орать, проклинать всех и вся…

Она как можно тише провернула ключ в замке и толкнула дверь. Ноздри наполнил запах раскаленного масла. Беляши! Катю затошнило от голода, желудок сжался в комок.

– Еще беляшик, Максюш?

Катя разогнулась, не закончив расшнуровывать кроссовок.

– Мам? – позвала она из коридора.

– Вернулась? – Мать выглянула из кухни, в руках у нее была деревянная лопаточка. – Заходи скорее, садись за стол! Молока не купила?

– Мама, ты почему мне не позвонила, что Макс пришел?

– Забыла я, Кать, – отмахнулась мама. – Ты не раздевайся, сходишь за молоком, как беляшиков поешь. А то утром кашу варить не на чем будет.

– Мать, беляши сгорят! – крикнул Макс с кухни незнакомым, грубым и срывающимся, голосом. – Чего ты там копаешься?

Мама повернулась и исчезла в кухне. Катя еще немного постояла, ощущая, как нестерпимо жгут глаза невыплаканные слезы. Потом нагнулась и зашнуровала кроссовки обратно.

– Я сегодня у бабушки переночую, наверное, – сказала она сдавленным голосом.

– Зачем, Кать? И за молоком не сходишь? – Масло на сковородке зашипело громче: наверное, мама жарила новую порцию…

Катя, всхлипнув, дернула ручку и выскочила за дверь.

13

Эту ночь Катя провела в бабушкиной квартире. Она еще ни разу нигде не ночевала одна и думала включить телевизор, чтобы смотреть его, пока не уснет. Но не тут-то было. Телевизор и широкая низкая тумба куда-то пропали – вместо них у стены стояло Катино старенькое фортепиано. Видимо, мама сослала его сюда, раз Катя все равно не живет дома и не играет.

Мама ей так и не позвонила. Наверное, разозлилась, что она не пошла за молоком. Макса-то послать,