Деннис Уитли - Им помогали силы Тьмы Страница 39

— Но хирург? Если кто-то узнает, что он приехал сюда, чтобы оперировать человека, которого разыскивает гестапо, немцы его не пощадят. Он обязан знать об этом. Как вам удалось уговорить его пойти на такой риск?

Эрика вытерла слезы радости и рассмеялась.

— Деньги, милый, деньги. Сэр Пеллинор снабдил меня чеком на десять тысяч фунтов стерлингов, и через знающих людей мы нашли одного из лучших хирургов в Стокгольме, доктора Цеттерберга, который пошел на этот смертельный риск за такой сногсшибательный гонорар. — Она посмотрела на Малаку и добавила: — Мы были уверены, что если появимся здесь без гестаповцев на хвосте, среди ночи, вы согласитесь спрятать нас в вашем замке.

Малаку стоял рядом и молча слушал. Теперь же он церемонно поклонился Эрике и ответил:

— Милостивая сударыня! Разумеется, я постараюсь сделать для вас все от меня зависящее. Но то, о чем вы просите, сопряжено с определенными сложностями. В этих старых развалинах очень мало комнат, пригодных для жилья. Мистер Купорович, конечно, может занять свою постель в углу этой комнаты. Но в замке не остается места ни для вас, ни для доктора Цеттерберга., Разместить же вас в усадьбе — неоправданный риск. Затем вопрос пропитания. Когда здесь жил мистер Купорович, мистер Саллюст почти не ел. Но теперь, когда дела мистера Саллюста идут на поправку, он ест с аппетитом, почти за двоих. Кормить четверых — опасно, ибо это вызовет определённые подозрения и нежелательные комментарии слуг в господском доме и на ферме.

Они решили еще вернуться к этому вопросу, и Малаку с Купоровичем деликатно удалились, оставив Грегори и Эрику одних.

Вскоре после полудня к Грегори пришел доктор Цеттерберг. Это был высокий и худой, седовласый мужчина с ярко-голубыми глазами и приятной улыбкой. После поверхностного осмотра раны он обратился к Малаку:

— Как меня и предупреждали, операция предстоит исключительно сложная. Я бы не согласился приехать сюда без собственного анастезиолога, но мистер Купорович убедил меня, что вы, доктор, можете провести анастезиологическое воздействие на пациента, не подвергая при этом его жизнь и здоровье опасности. Так ли это?

Малаку кивнул.

— Да, мне не раз приходилось готовить больных к операциям с применением анастезиологических средств, но я отличный гипнотизер и предпочел бы подвергнуть мистера Саллюста глубокому гипнотическому воздействию.

Доктор Цеттерберг нахмурился:

— Полагаться лишь на гипноз в такой серьезной операции на кости? Оригинальная идея, но ее воплощение в жизнь мне представляется…

Грегори поспешил вмешаться:

— Доктор Малаку использовал гипноз, когда делал мне перевязки, и я абсолютно ничего не чувствовал. Поэтому я предлагаю, чтобы он загипнотизировал меня на то время, пока вы будете пальпировать ногу и проводить детальное обследование раны, а там все будет зависеть от обстоятельств.

На это Цеттерберг согласился. Было оговорено, что на подготовку к операции уйдут сутки, а поскольку шок, переживаемый пациентом в ходе подобного хирургического вмешательства, как правило, бывает значительным, то доктору Цеттербергу придется задержаться в Сассене дня на четыре или, возможно, даже на неделю.

Затем Малаку рассказал о том, как они с Хуррем решили их разместить: Купорович оставался как и раньше, в комнате с Грегори, в библиотеке будет жить доктор Цеттерберг, а Эрика, которая останется здесь и после отъезда доктора, поселится в господском доме. По паспорту она звалась фрау Зельма Бьорнсен. Хуррем представит ее домочадцам и слугам как свою старую подругу, приехавшую погостить к ней на несколько недель из Швеции.

Эрика просидела с Грегори до того часа, когда ей надо было уходить и превращаться в фрау Зельму. Эрику сменил Купорович, который рассказал о своем побеге из Сассена.

Он без особых приключений добрался до Киля, спрятался в трюме маленького берегового пароходика, циркулировавшего по малым каналам, и, одевшись в матросскую робу, которую украл из чьего-то рундука, сошел ночью на берег в небольшом порту Аабенраа, в Дании, которая была оккупирована Германией в 1939 году. Перебираясь с восточного побережья Дании на северное, Купорович старательно избегал города и таверны, харчевни, а останавливался на уединенных фермах, где выдавал себя за дезертира. По его легенде, он был латышом, профессиональным мореходом, которого немцы мобилизовали на службу на вспомогательных судах Балтийского флота, но когда однажды его судно встало на якорь в Киле на подзаправку, он ухитрился сбежать с корабля и теперь рассчитывал устроиться на работу на Северном море, нанявшись на какой-нибудь рыболовный траулер до конца войны.

Добравшись до Эсбьерга, он пошел на север от города и через несколько миль набрел на деревушку Хиертинг, где снял комнату у одной миловидной молоденькой вдовушки. Довольно скоро, когда они перешли на совсем уж дружескую ногу, он понял, что может ей довериться. Вдовушка, после осторожного прощупывания почвы среди своих друзей и знакомых, быстро организовала ему рандеву с местным антифашистским лидером. Через две недели, после прощания с патриотически настроенной вдовой, Купорович стоял на борту рыболовного траулера, уходившего в тумане от германского патрульного судна, и вскоре сходил на британскую землю в Гулле.

Поздравив друга с успешным завершением странствий по Северной Европе, Грегори, как бы между прочим, поинтересовался:

— Что ты сделал с деревенским почтальоном?

Честное лицо Купоровича омрачилось.

— Знаешь, это самая неприятная страница в моей биографии. Ну да, я же понимал, что его все равно хватятся, рано или поздно. Но ведь он уже был далеко не молод. Да и сам посуди: если бы мы встретились с ним на поле боя в Первую мировую войну, разве я бы его пощадил? Нет, я бы исполнил свой солдатский долг и убил бы его. Давай посмотрим на это с другой стороны. Милосердный Боже даровал ему в доброте своей безграничной еще двадцать пять лет жизни. И хватит этой старой перечнице за глаза, а мне нужна была его форма, велосипед и сумка для писем. Но давай больше не будем о нем — это болезненная для меня тема.

После паузы Купорович-продолжал:

— Я должен тебе сообщить еще одну вещь. Когда я ушел, я это сделал, чтобы помочь тебе. Теперь же, когда доктор Цеттерберг, сделав свое дело, уедет, я уеду вместе с ним.

— Но Стефан! — заволновался Грегори, — а Эрика? Я не о себе беспокоюсь, но если с ней что-то случится, я же не могу прийти к ней на выручку, защитить ее от неприятностей.

— Все так, твоя правда, — покивал головой Купорович. — Но она немка до мозга костей, она знает все ходы-выходы в этой стране, голова у нее работает не хуже, чем у тебя или у меня. Я хочу сказать, что она не пропадет. В Сассене она будет в безопасности, ведь у нее шведский паспорт, и она им в любой момент может воспользоваться, чтобы покинуть эту страну. После операции пройдет немало недель, прежде чем ты будешь в состоянии самостоятельно передвигаться. И тут еще один нюанс: я обожаю свою малышку Мадлен. В начале января она должна родить, и я не могу в такой момент оставить ее одну, я обязательно должен быть рядом с ней.