Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи Страница 39

Хаим приподнялся и сел. Комната, в которой он находился, была небольшой, но уютной. В детстве он часто бывал здесь — когда отец уходил в синагогу, а погода не позволяла играть на улице.

— Что с Менделем? — осторожно спросил Хаим. — Что с Менделем Пасковером, Шифра?

Знахарка стояла к нему спиной и то ли не расслышала, то ли не захотела отвечать.

— Шифра, — сказал Хаим, — этот к-кот, которого приветил Цви-Гирш. Цви умер из-за него. И р-реб Пасковер тоже. — Едва жуткая картина всплыла в памяти, Хаим вновь почувствовал сильнейший озноб. — Эт-то ч-чу-у-удовище…

Шифра присела на край кровати, рядом с Хаимом. Внимательно посмотрела на его отрешенно спокойное лицо и поняла, каких усилий стоило парню это спокойствие.

— Рабби Леви-Исроэл считает, что у тебя бред, — молвила она. — Раввин сказал, что тебя слишком взволновала смерть товарища.

Шифра протянула ему кружку. Хаим некоторое время задумчиво смотрел на медленно кружившуюся зеленоватую жидкость.

— Ц-цви-Гирш, — сказал он. — Отчего же умер Цви-Гирш? Что говорит рабби?

Шифра развела руками.

— Цви был очень больным мальчиком, — сказала она. — У него и в детстве несколько раз были приступы падучей. Один раз при мне. Силы небесные, как его, бедненького, били судороги! Я еле-еле спасла его… — Старуха скорбно покачала головой. — Вот и в этот раз. Похоже, бедняга просто задохнулся. Язык парня завалился назад и закрыл дыхательное горло. Так иногда бывает, к несчастью. Рабби Леви-Исроэл думает: он одновременно сильно закашлялся. Вот такое совпадение: приступ падучей совпал с приступом кашля…

— А М-мендель? — спросил Хаим-Лейб. — Как объяснить его смерть?

— Что ты несешь, Хаим?! — ахнула Шифра. — Я думала, ты оговорился… Он вовсе не умер, слава Богу! Его сморил сон. Он жив и здоров. И так же глуп, как прежде.

— Значит, все померещилось… — упавшим голосом произнес Хаим. Он поднес кружку к губам. В ноздри ударил пряный, чуть кисловатый запах. Хаим зажмурился и сделал глоток, затем отдал кружку знахарке и обессилено откинулся на мягкую подушку.

— Н-ничего я не видел, — хмуро сказал он. — Ничего.

Шифра сообщила, что Нафтуле-Берл и Велвл-Вольф под разными предлогами уехали к родителям.

— Я п-пойду домой, — заявил после этого Хаим-Лейб. — Я буду сидеть шиве по Цви-Гиршу.

Шифра попыталась его удержать. Но Хаим упрямо повторил: «Я должен сидеть по нему шиве. Он был сиротой, как и я. Мы почти родственники, Шифра».

В последний день траурной недели почему-то посетителей не было. Хаим-Лейб рассеянно листал Псалтирь. Дело близилось к вечеру. Зимнее солнце уже наполовину скрылось за горизонт. Косые лучи проникали сквозь низкое окно, окрашивая внутренности комнаты в тусклые красновато-коричневые тона. Хаим отложил в сторону книгу: все равно ничего не было видно. Вдруг на крыльце послышалась негромкая возня, заскрипела дверь, и в комнату, неслышно ступая, вошел Хахам. Он остановился в самом центре и настороженно осмотрелся.

Все прежние страхи парня мгновенно ожили, когда он увидел силуэт кота, четко вырисовывавшийся на фоне кроваво-красного заката.

Кот между тем искоса глянул на него, но не двинулся с места. Похоже, бохер его нисколько не интересовал.

Зато его очень заинтересовала постель покойного Цви-Гирша. Хахам приблизился к ней, постоял немного, потом вспрыгнул на топчан, застеленный тонким суконным одеялом, и вновь замер, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь к чему-то. Кончик его хвоста слегка дергался.

И тут Хаим поразительно ясно вспомнил давешний сон с мертвым Цви-Гиршем. С ужасом понял он вдруг, что чудовищная тень, выросшая за спиной Цви-Гирша, более всего походила на гигантского, вставшего на задние лапы кота.

Между тем Хахам перепрыгнул на постель Велвла-Вольфа и принялся тщательно ее исследовать. Медленно прошелся вдоль и поперек, то и дело останавливаясь. Добравшись до подушки, помесил ее лапами, будто тесто.

Губы Хаима мгновенно пересохли, он хрипло прошептал:

— Уб-бирайся п-прочь…

Кот лениво повернул голову в его сторону и негромко мурлыкнул. После чего резво соскочил с топчана и неторопливо направился к двери. Прежде чем выйти, он еще раз оглянулся на Хаима-Лейба. Из ярко-желтых глаз словно ударила молния. Сами глаза вдруг изменили цвет и превратились в огненно-красные, словно горящие угли. Хаима обдало настоящим жаром.

Но уже через мгновение кот растворился в лучах заходящего солнца.

Сама собой захлопнулась дверь. В наступившей тишине слышно было, как за стеной негромко переругивались Йосль с женой. Стряхнув оцепенение, Хаим-Лейб выбежал на крыльцо и увидел, что кот никуда не убежал, а стоит посередине двора и смотрит прямо ему в глаза, то ли поддразнивая, то ли приглашая следовать за ним. Хаим двинулся к нему, и тогда Хахам повернулся, быстро подбежал к воротам и выскользнул за калитку.

Стемнело. Вскоре Хаим уже не мог различить, где они находятся и куда направляются. При этом самого кота он прекрасно видел, несмотря на сгустившуюся темноту.

Впереди появились какие-то скалы или камни, окруженные светящимися огоньками. Тут Хахам вдруг напружинился и одним гигантским прыжком скрылся в этих камнях. Хаим остановился. В нагромождении камней он узнал развалины старой синагоги. Хаим готов был повернуть назад, но все-таки решил продолжить преследование. Для этого ему пришлось собрать все свое мужество. При взгляде на слабые огоньки, мерцавшие вокруг развалин, сердце парня ушло в пятки: он вспомнил рассказы о том, что ночью в таких местах иногда собираются души умерших и что живым они представляются в виде таких вот слабо мерцающих огоньков.

Он осторожно обогнул развалины и остановился у единственной могилы, находившейся в этих местах. Кто был похоронен здесь, никто толком не знал. Одни говорили, что это могила святого мученика рабби Авраама, другие — что лежит здесь великий грешник, имя которого забыто и никогда не станет известно.

Хаиму показалось, что высокий, чуть покосившийся деревянный навес-штибл над этой могилой закачался. Словно между дрожащим от страха бохером и этой могилой потекла легкая, почти прозрачная дымка.

— Благословен Ты, Господь, Царь Небесный… — прошептал он. Слова молитвы вылетели из его памяти. — Благословен Ты, Господь Всемогущий, Царь Израиля…

Явственный столб дыма поднимался от надгробной плиты к центру деревянного навеса, становился все четче, одновременно разрастаясь во все стороны, подобно призрачному дереву. Его зыбкие ветви потянулись к Хаиму, медленно окружили его и стали плотнее, пока наконец не укрыли от парня все окружающее.