Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета Страница 39

И она повлекла его за собой в комнату ксендза.

Они ворвались, не спрашивая разрешения. Ксендз сидел за своим бюро, освещенный светом настольной лампы. Одной рукой он подпирал низко опущенную голову, другой прижимал к губам небольшое распятие.

— Дядюшка! — испуганно позвала его Хелена. — Дядя!

Старец молчал. Она подбежала к нему и закинула руки ему на шею. Сидящий медленно стал сползать с кресла на пол.

— Езус Мария! — в ужасе крикнула девушка, склоняясь над ним.

Доктор Пронь опустился на корточки рядом и, тщательно проверив сердце и пульс, вполголоса объявил:

— Мертв.

МЕСТЬ ОГНЕДЛАКОВ

Антоний Чарноцкий, начальник пожарной службы города Ракшавы, отложил в сторону свой трактат по статистике пожаров и, устало растянувшись на диване, с наслаждением раскурил кубинскую сигару.

Был третий час пополудни, время жаркое, июльское.

Сквозь опущенные жалюзи комнату тускло золотил дневной свет, невидимыми волнами струилась знойная духота. Глухо долетал дремотный от зноя уличный гул, на окнах отрывисто и немощно жужжали разморенные мухи. Пан Антоний сопоставлял в уме просмотренные записи дат, сортировал скопившиеся за долгие годы материалы, делал выводы.

Кто бы мог подумать, что из бесстрастных статистических данных сложится такая любопытная картина — а все потому, что изучались они методично и с предельным вниманием! Кому бы в голову взбрело, что из этих сухих, на первый взгляд ничего не говорящих дат можно добыть столько интереснейших результатов, заметить в хаосе вроде бы неразличимых, однообразных фактов столь удивительные, прямо-таки курьезные явления!

Но, чтобы разглядеть нечто такое, чтобы ухватить эдакое, нужно особое чутье, какое не у каждого найдется, нужен особый нюх, может, даже особый физический склад. Чарноцкий, без сомнения, принадлежал именно к таким исключительным личностям и отдавал себе в том полный отчет.

Он уже не один год занимался пожарами, изучая их в Ракшаве и где только придется, самым тщательным образом собирал выписки из газет, копался в специальной литературе, просматривая множество сравнительных статистических выкладок.

Немалую службу в необычных исследованиях сослужили ему очень подробные, скрупулезно составленные карты почти всех регионов в стране и даже за границей; толстенными кипами заполняли они утробу его библиотечных шкафов. Были там планы столиц, городов и поселков со всеми лабиринтами улиц и улочек, площадей и закоулков, садов, парков, скверов, строений, церквей и домов, — словом, планы, проработанные до мелочей: любой человек, окажись он впервые в одной из этих местностей, смог бы по такому путеводителю ориентироваться легко и свободно, как у себя дома. Самым аккуратным образом пронумерованные, разложенные по уездам и округам, все они лежали наготове: хозяину стоило лишь руку протянуть, и перед ним покорно расстилались квадратные и прямоугольные, холщовые, клеенчатые или бумажные листы, услужливо посвящая во все детали и тонкости.

Чарноцкий часами просиживал над картами, изучая расположение домов и улиц, сравнивая планиметрию городов.

Труд этот, до крайности кропотливый, требовал адского терпения. Не всегда выводы напрашивались сами собой, нередко приходилось долго выжидать, пока не проклюнется тот или иной результат. Но Чарноцкий был въедлив как клещ. Заметив раз-другой какую-нибудь подозрительную деталь, он вцеплялся в нее мертвой хваткой и, не давая себе ни роздыху, ни сроку, рано или поздно находил предшествующие ей или последующие звенья.

Многолетние его старания увенчались особыми «картами пожаров», а кроме того, так называемыми «модификациями пожаров». На первых им были помечены места, строения и дома, когда-либо пострадавшие от огня, — независимо от того, устранен ли ущерб и повреждения или пепелище брошено на произвол судьбы. На чертежах же, названных «модификациями пожаров», отмечались перемены, происшедшие в планировке домов и прочих строений после катастрофы; все передвижки и малейшие отклонения от прежней застройки фиксировались на них с предельной дотошностью.

Сопоставляя карты обоих типов, пан Антоний пришел с годами к удивительным выводам. Если соединить линиями точки пожарищ в той или иной местности, то в восьмидесяти случаях из ста точки эти укладываются в очертания каких-то странных существ: порой они напоминают детей-уродцев, но чаще всего силуэты маленьких занятных зверушек — лемуров с длинными, чудно, закрученными хвостами, юрких, дугой изогнутых белок, смешных до безобразия мартышек.

Чарноцкий откопал в своих планах целую такую коллекцию и, раскрасив яркой киноварью, заселил этими существами оригинальный, единственный в своем роде альбом с надписью на обложке: «Альбом пирофоров пожара».

Вторую часть его собрания составляли «фрагменты и эскизы» — множество неясных гротескных фигур, не до конца прорисованных контуров, смутно угадываемых силуэтов. Были здесь наброски каких-то голов, обрубки туловищ, культи конечностей, абрисы косматых растопыренных лап; кое-где проступали геометрические фигуры, размытые очертания клякс или что-то вроде колоний щупальцевидных полипов.

Альбом Чарноцкого напоминал коллекцию курьезов или творения художника, наделенного безудержной фантазией; наслаждаясь стихией гротескного демонизма, он заселил чистые листы сонмом зловещих тварей-химер, существующих лишь за пределами здравого смысла. Человек непосвященный решил бы, что рассматривает исполненную в красном серию гротесков гениального живописца, запечатлевшего фантастические свои сны. Но от иных из этих фантазий мороз пробегал по коже…

После долгих лет оригинальный исследователь открыл еще одну закономерность, которую ему подсказали личные наблюдения: пожары чаще всего случаются по четвергам. Статистика подтверждала, что, как правило, пагубная стихия просыпается от спячки именно в этот день недели.

И это вовсе не простая случайность. Чарноцкий даже нашел более-менее подходящее объяснение. Такова, по его мнению, сама суть четверга, нередко отраженная даже в символическом его названии. Ведь этот день издавна считается днем Зевса-громовержца; отсюда и его название на многих языках. Неспроста германская раса окрестила четверг днем Донара, то бишь Перуна: Donnerstag и Thursday. A giovedi, jueves и jeudi, звучащие с истинно латинской мощью, — разве не указывают эти слова на его связь с громовержцем?

Придя к двум этим важнейшим выводам, Чарноцкий пошел дальше путем умозаключений. Любитель философии и метафизических обобщений, в часы досуга он читал раннехристианских мистиков и дотошно штудировал интересующие его средневековые трактаты.