Позже (ЛП) - Кинг Стивен Страница 4

- Никогда никому не рассказывай о том, что видишь мертвых, Джеймс. Никогда.

- Они все равно мне не поверят. Раньше и ты не верила.

- Я кое-во-что поверила, - сказала она. - С того самого дня в Центральном парке. Ты помнишь? - Она откинула челку. - Конечно же, помнишь. Как такое можно забыть?

- Я помню. - Мне бы очень хотелось, чтобы этого не было.

Она продолжала стоять на коленях, глядя мне в глаза.

- Так вот. Люди не верят - это хорошо. Но когда-нибудь кто-нибудь может и поверить. И это может привести к различным сплетням и слухам или подвергнуть тебя реальной опасности.

- Почему?

- Есть старая поговорка: мертвецы не болтают, Джейми. Но ведь они могут говорить с тобой, не так ли? Мертвые мужчины и женщины. Ты говоришь, что они должны отвечать на вопросы и давать правдивые ответы. Как будто смерть подобна дозе пентотала натрия[13].

Я понятия не имел, что это такое, и она, должно быть, увидела это на моем лице, потому что сказала, чтобы я не обращал внимания, но помнил, что сказала мне миссис Беркетт, когда я спросил ее о кольцах.

- И что? - Спросил я. Мне нравилось находиться рядом с мамой, но мне не нравилось, что она так пристально на меня смотрит.

- Эти кольца были очень ценными, особенно обручальное. Люди умирают с секретами, Джейми, и всегда найдутся люди, которые захотят эти секреты узнать. Я не хочу тебя пугать, но иногда страх - это единственный урок, который на самом деле работает.

Как человек из Центрального парка был уроком о том, чтобы быть осторожным в пробках и всегда носить шлем, когда катаешься на велосипеде, подумал я... но не произнес этого вслух.

- Я не буду об этом говорить, - сказал я.

- Никогда и никому. Кроме меня. Если тебе будет нужно выговориться.

- Хорошо. Мы поняли друг друга.

Она поднялась, и мы пошли в гостиную смотреть телевизор. Когда кино закончилось, я почистил зубы, помочился и вымыл руки. Мама укрыла меня одеялом, поцеловала и сказала то, что говорила всегда:

- Сладких снов, приятного отдыха и постели и всей одежде.

Обычно, после сказанного, я больше не видел ее до утра. Я слышал стекольный звон, когда она наливала себе второй бокал вина (или третий), затем свет приглушался, когда она начинала читать какую-то рукопись. Только я думаю, мамы имеют особое шестое чувство, потому что в ту ночь она вернулась и села на мою кровать. Или, может быть, она просто услышала, что я плачу, хотя я изо всех сил старался не шуметь. Потому что, как она всегда говорила, лучше быть частью решения, а не частью проблемы.

- Что случилось, Джейми? - спросила она, откидывая назад мои волосы. - Ты думаешь о похоронах? Или о миссис Беркетт?

- Что будет со мной, если ты умрешь, мама? Неужели мне придется жить в приюте? - Потому что уж точно не с дядей Гарри.

- Конечно же, нет, - сказала мама, все еще разглаживая мои волосы. - И это то, что мы называем спорным вопросом, Джейми, потому что я не собираюсь умирать в течение долгого времени. Мне тридцать пять лет, а это значит, что у меня еще больше половины жизни впереди.

- А что, если ты подхватишь то, что подхватил дядя Гарри, и тебе придется жить в этом доме вместе с ним? - Слезы текли по моему лицу. Когда она гладила меня, мне становилось легче, но я еще сильнее плакал, кто знает почему. - Это место плохо пахнет. Пахнет мочой!

- Вероятность того, что это произойдет, настолько мала, что если ты положишь её рядом с муравьем, муравей будет выглядеть как Годзилла, - сказала она. Я улыбнулся и почувствовал себя лучше. Теперь, когда я стал старше, я знаю, что она либо лгала, либо была дезинформирована, но ген, который запускает то, что было у дяди Гарри - раннее начало болезни Альцгеймера - обошел её стороной, и, слава Богу.

- Я не собираюсь умирать, ты не собираешься умирать, и я думаю, что есть хороший шанс, что твоя необычная способность исчезнет, когда ты станешь старше. Итак... у нас все в порядке?

- У нас все в порядке.

- Больше никаких слез, Джейми. Только сладких снов и…

- Приятного отдыха и постели и всей одежде, - закончил я.

- Да, да, да, - она поцеловала меня в лоб и ушла. Оставив дверь приоткрытой, как она всегда делала.

Я не хотел говорить ей, что не похороны вызвали слезы, и не миссис Беркетт, потому что она не была страшной. Как и большинство из них. Но велосипедист в Центральном парке напугал меня до смерти. Он был мерзкий.

5

Мы ехали по 86-й Трансверс-стрит, направляясь в Уэйв-Хилл в Бронксе, где у одной из моих детсадовских подружек проходила большая вечеринка по случаю её дня рождения. («Совсем уж разбаловали детей», - сказала мама.) У меня на коленях лежал подарок для Лили. Мы завернули за угол и увидели небольшую толпу людей. Авария, должно быть, произошла только что. Мужчина лежал наполовину на мостовой, наполовину на тротуаре, а рядом с ним валялся искореженный велосипед. Кто-то накинул куртку на верхнюю половину лежащего человека. На его нижней половине были черные велосипедные шорты с красными полосками по бокам, коленный бандаж, и кроссовки, покрытые кровью. Кровь была и на носках, и на ногах. Мы слышали звуки приближающихся сирен.

Рядом с ним стоял тот же мужчина в тех же велосипедных шортах и наколеннике. У него были белые волосы, все в крови. Его лицо было вдавлено прямо посередине, я думаю, возможно, в том месте, каким он ударился о бордюр. Его нос был, как будто разорван на две части, как и рот.

Поток машин остановился, и мама сказала:

- Закрой глаза. - Конечно же, она смотрела на мужчину, лежащего на асфальте.

- Он мертв! - Я начал плакать. - Этот человек мертв!

Остановились и мы. Нам просто некуда было деться. Из-за других машин, стоящих перед нами.

- Нет, это не так, - сказала мама. - Он просто без сознания, вот и все. Так иногда случается, когда, например, кого-то сильно бьют. С ним все будет в порядке. А теперь закрой глаза.

Я не закрыл. Покалеченный человек поднял руку и помахал мне. Они знают, что я их вижу. Они всегда знают.

- Его лицо разорвано на две части!

Мама взглянула еще раз, убедилась, что мужчина прикрыт до пояса, и сказала:

- Просто закрой глаза.

- Он там! - Указал я. Мой палец дрожал. Все дрожало. - Прямо там, стоит рядом с собой!

Сказанное ее напугало. Я понял это по тому, как плотно сжались ее губы. Она положила руку на клаксон. Другой рукой она нажала на кнопку, опускавшую стекло, и начала махать машинам впереди.

- Проезжайте! - крикнула она. - Шевелитесь! Перестаньте, ради Бога, пялиться, это же не гребаный фильм!

Они так и сделали, за исключением того, кто стоял прямо перед нами. Тот парень высунулся в окошко и делал фото на свой телефон. Мама нажала на газ и въехала бампером в его крыло. Он показал ей «фак». Мама сдала назад и свернула на встречную полосу, чтобы его объехать. Жаль, что я сам не показал ему «фак», но я был слишком напуган.

Мама едва разминулась с полицейской машиной, ехавшей по встречной полосе, и на всех парах помчалась в Уэст-Сайду. Она уже почти достигла своей цели, когда я начал отстегивать ремень безопасности. Мама крикнула, чтобы я этого не делал, но я все равно отстегнул ремень, опустил стекло, встал на колени на сиденье, высунулся наружу и расплескал содержимое моего желудка по всей машине. Я ничего не мог с собой поделать. Когда мы подъехали к перекрестку Уэст-Сайда и Центрального парка, мама остановила машину и вытерла мне лицо рукавом блузки. Возможно, потом она снова надевала эту блузку, но если и надевала, то я не помню.

- Боже, Джейми. Ты бледный как полотно.

- Я ничего не мог с собой поделать, - сказал я. - Я никогда не видел ничего подобного. Прямо из его свернутого носа торчали кости... - Тут я снова блеванул, но умудрился расплескать большую часть на проезжую часть, а не на нашу машину. К тому же рвоты было не так уж и много.