Рождение в Аду - Джон Путиньяно Страница 4

- Я люблю тебя, Папочка.

- Я люблю тебя, детка.

И с этими словами они вдвоем обрушили молоток на ребенка. Его крики мгновенно прекратились, когда череп раскололся. Кровь и мозговое вещество вылились из отверстия на стол. Они снова подняли молоток, и когда он опустился, брюшко лопнуло, как пиньята[4]. Кровь брызнула по всему ее обнаженному телу, когда она истерически рассмеялась. Они еще несколько раз опустили молоток, прежде чем бросить орудие. Женщина повернулась в объятиях отца и взволнованно посмотрела ему в глаза.

- Я сделала это.

- Ты сделала. И в следующий раз ты сможешь сделать это сама.

- Я не могу дождаться своего следующего ребенка.

Он держал ее в темном подвале, целуя под светом настольной лампы.

Наверху, на кухне, мать тихонько напевала какую-то мелодию. Она мыла посуду, когда взволнованно повернулась к двери в подвал.

- Готово. Моя маленькая девочка теперь совсем взрослая.

Перевод: Виталий Бусловских

"Эмерсоны"

В Аппалачах Бог играет уникальную роль. Бог народа гор - мстительное дерьмо, от которого воняет ветхозаветным бормотанием. Его нужно бояться, но его последователи... Позвольте мне рассказать вам. Позвольте мне, блядь, объяснить вам все о садистских, гневных последователях народа гор. Святой Христос, ты никогда не встречал столько отмороженных людей. Даже самые острые змеиные евангелистские языки содрогнулись бы от того, что эти маленькие изолированные городки провозгласили Богом.

Религия никогда не приносит ничего хорошего. Я тверд в этом и довольно непреклонен. Я сам вырос в горной местности, и мне очень повезло, что я попал в более прогрессивную семью. Мой отец не хотел, чтобы в доме жили святоши или библеисты.

Однажды, когда мне было шесть лет, папа рассказал мне библейскую историю о том, что Бог сжег заживо кучу людей, потому что считал их не более, чем сексуальными извращенцами.

- Что такое сексуальное извращение? - спросил я у папы.

- Ну, это означает не что иное, как то, что ты не такой, как все. Не знаю, как ты, но я не думаю, что кого-то нужно сжигать заживо за то, что он не такой, как все.

В словах моего отца было столько смысла для меня, и я благодарен за то, что меня воспитали замечательные родители.

Я взглянул на него и спросил:

- Папа, почему Богу нужно было продолжать убивать детей Содома? Что они сделали плохого?

И знаете, что ответил мой папа?

- Проще говоря, Бог - мудак.

Вы, янки сверху, этого не поймете, я тоже не жду, что это поймет какой-нибудь голливудский красавчик. Но произнести такое богохульство в горной местности было неслыханно. Никто так не делал. Серьезно. Я готов поспорить, что до сих пор существует старинный закон, который разрешает судам забивать людей камнями до смерти за такие разговоры.

Эмерсоны переехали в Кингс-Крик из Алабамы, сняли дом рядом с магазином, когда мне было тринадцать. Они были мрачными людьми, которые обычно ни с кем не общались в городе, если только это не было абсолютно неизбежно или для распространения ядовитого христианства патриарха семьи.

Питер Эмерсон был еще тот тип, скажу я вам. Однажды он назвал мою маму блудницей за то, что она принимала солнечные ванны на нашем собственном заднем дворе. Этот парень просто кричал "Блудница!" из окна собственной кухни. Он кричал так громко, что я слышал его изнутри, когда все окна были закрыты. Папа был очень расстроен из-за этого. Я испугался, я честно ожидал, что он оторвет этому человеку голову, но нет. Раздраженный, он просто покачал головой и назвал его жалким мудаком.

Венди Эмерсон была обычной серой мышкой, молчаливой женщиной. Серьезно, я никогда не слышал голоса этой женщины. Никто не слышал. По Кингс-Крик начали распространяться слухи, что, возможно, миссис Эмерсон немая. Однако это было не так, потому что ее контролировала жесткая система поведения, основанная на каком-то безумном библейском откровении, созданном ее мужем. Однажды он сказал ей, что ей больше не разрешается говорить. Ей было двадцать два года, когда она говорила в последний раз, а сейчас Венди было не меньше сорока, когда Эмерсоны переехали в соседний дом.

С Венди обращались ужасно, но это было ничто по сравнению с тем, как патриарх наказывал их пятнадцатилетнюю дочь. Ее звали Мэгги, и я был неравнодушен к ней. Она была прекрасной свободной натурой с бунтарскими наклонностями. Ее подвозили старшеклассники, она сквернословила в школе и прогуливала уроки, чтобы покурить сигареты за трибуной. Она была настоящим огнем, и я восхищался ею, потому что мы все знали, что если отец узнает о ее распутстве, он жестоко накажет ее. Часто девочка приходила в школу с большими синяками и даже хромая. Мэгги, возможно, было больно, но вы бы никогда об этом не узнали, потому что для нее школа была единственным местом, где она могла быть свободной, и она не собиралась тратить свое свободное время на уныние из-за того, что отец ее отлупил. Она терпела побои за побоями, но старик не мог ее сломить. Я приветствую такое отношение в человеке.

В течение трех месяцев она начала движение вниз по спирали. Мэгги начала курить травку, пить спиртное, заниматься сексом, а когда она приходила домой обкуренная и пьяная, она знала, что делать. Она раздевалась и ждала своего наказания. Мэгги воспринимала побои как цену, которую она должна была заплатить, чтобы быть свободной хотя бы на часть дня. Я никогда не мог понять этого, но это потому, что я был достаточно привилегированным, чтобы родиться в семье южных либералов. Серьезно, всего три года спустя я открылся своей семье как бисексуал, и знаете, что они сделали? Они обняли меня и сказали, что любят меня точно так же. Когда в последний раз у Мэгги было такое? Я готов поспорить, что когда начались летние каникулы, ситуация в соседнем доме стала еще хуже. Мэгги была диким ребенком, и она не собиралась оставлять свой образ жизни только потому, что закончился учебный год. Мэгги было велено никогда не выходить из дома, она была грешницей без угрызений совести, и, как сказал Питер: Выпустить тебя на улицу - значит бросить тебя на съедение волкам. Дело в том, что Мэгги стала деструктивной, но не из-за дьявола, а из-за своего отца и его авторитарного, садистского фанатизма.

Когда отец сказал ей, что ей придется провести все лето в доме, она просто посмеялась