Дин Кунц - Видение Страница 4

Он пересек дорожку и побежал по лужайке с изяществом, свойственным некоторым полным людям.

Оберландер засеменил за ним, как сердитая мышка, наступающая на пятки бегемоту.

Подавив усмешку, Голдмэн пошел за ними.

Алан Таннер сидел на водительском месте рядом со своей сестрой. Увидев Харли Барнса в дверях дома, он спросил:

— Они поймали убийцу, Мэри?

— Не знаю, — ответила она.

Ее голос звучал тяжело, она казалась утомленной.

— Разве не было никаких выстрелов?

— Не знаю.

— Должно же быть хоть какое-то движение.

— Наверно.

— Мэри, это безопасно для Голдмэна? — настойчиво спросил Макс с заднего сидения.

Она вздохнула, и, покачав головой, закрыла глаза кончиками пальцев.

— Я правда не знаю. Я потеряла нить. Я ничего не вижу.

Макс опустил стекло. Во влажном воздухе его голос был хорошо слышен:

— Эй, Голдмэн!

Офицер находился уже в центре лужайки. Он остановился и обернулся.

— Может, вам лучше остаться? — крикнул Макс.

— Харли хочет, чтобы я присоединился к ним, — ответил Голдмэн.

— Помните, что сказала моя жена.

— Все в порядке, — откликнулся Голдмэн. — Ничего не случится. Они поймали его.

— Вы уверены в этом? — спросил Макс.

Но Голдмэн уже, повернувшись, направился к дому.

— Мэри, — позвал Алан.

— М-м-м-м.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Вполне.

— Не похоже.

— Я просто устала.

— Он сильно давит на тебя, — сказал Алан сестре.

Он даже не взглянул на Макса — он говорил так, будто они с сестрой были в машине вдвоем:

— Он совершенно не отдает себе отчет, насколько ты хрупкое создание.

— Я в порядке, — повторила она.

Но Алан не успокаивался.

— Он совершенно не знает, как надо обращаться с тобой. Как помочь тебе прояснить видения. У него совершенно нет никакой утонченности. И потому он вседа так сильно давит на тебя.

«Ты вонючий маленький сукин сын», — подумал Макс, стараясь не смотреть на брата своей жены.

Он промолчал ради спокойствия Мэри. Она очень огорчалась, когда два близких ей человека начинали ссориться. Она бы предпочла, чтобы они относились друг к другу с симпатией. И, хотя она никогда не принимала полностью сторону Алана, она всегда обвиняла Макса, если спор заходил слишком далеко.

Чтобы перестать думать об Алане, Макс стал разглядывать дом. Полоса света из открытой двери дома освещала лужайку и очертания плотных зарослей кустарника.

— Может, нам лучше закрыть двери в машине, — произнес он.

Мэри, повернувшись на своем сиденье, бросила на него взгляд.

— Закрыть двери?

— Для защиты.

— Не понимаю.

— Для защиты от кого? — переспросил Алан.

— Все полицейские в доме, а у нас ни у кого нет оружия.

— Ты полагаешь, нам нужно оружие?

— Может быть.

— Ты что, стал экстрасенсом? — спросил Алан.

Макс заставил себя улыбнуться.

— Пока нет. Я просто боюсь. Обыкновенный здравый смысл.

Он закрыл двери, свою и Мэри, и, когда увидел, что Алан не последовал его примеру, закрыл обе двери и на его стороне.

— Теперь ты чувствуешь себя в безопасности? — спросил его Алан.

Макс снова стал разглядывать дом.

Барнс, Гендерсон и Оберландер столпились в комнатке для стирки белья, чтобы обследовать следы крови, оставленные убийцей.

Мисс Харрингтон, решительно настроенная не упустить ничего из захватывающего зрелища, протиснулась туда после шефа. По ее виду можно было предположить, что она крайне польщена тем, что стала очередной избранницей маньяка.

Дэн Голдмэн предпочел остаться на кухне. После того, как Барнс объяснил, насколько описание ясновидящей соответствовало реальности, мэр стал относиться к происходящему с восторженным почтением. Гарри Оберландер скорее был смущен, чем обескуражен. Мелкая словесная пикировка вскоре переросла в громкий и грубоватый обмен мнениями. Голдмэн решил, что с него достаточно.

Между тем, большая кухня заслуживала более внушительного осмотра. Она была оборудована и обставлена человеком, который должен был получать удовольствие от приготовления пищи и умел делать это наилучшим образом.

«Мисс Харрингтон?» — попытался представить себе Голдмэн. Она не производила впечатления женщины, которая радовалась бы возможности провести несколько часов у плиты. Без сомнения, этим занимался ее бывший муж.

Чтобы создать эту почти профессиональную кухню в стиле загородного дома, должно было быть затрачено много денег. Пол был выложен мексиканской плиткой на цементной основе. По стенам были расположены дубовые застекленные шкафы с фарфоровой посудой, напитками, кухонные столы с белым керамическим покрытием, две обычные плиты и микроволновая печь, два огромных холодильника и две двойных раковины. Отдельным островком стоял стол для готовки, который напоминал центр бытовых электроприборов: каких-то машин, устройств и всевозможных технических новинок.

Голдмэн любил готовить, но ему приходилось довольствоваться улучшенной газовой плитой, самыми дешевыми чайниками, кастрюлями и посудой. Осмотр кухни был прерван, когда краем глаза Голдмэн заметил, что рядом и чуть позади, не далее как в ярде от него, отворилась Дверь. Когда он вошел, она была чуть приоткрыта, но он не придал этому никакого значения. Теперь же, повернувшись к ней лицом, он увидел в проеме мужчину в дождевике, позади него находилась заставленная банками кладовая. Левая рука незнакомца была в крови, большой палец плотно зажат в кулак.

«Она была права, — подумал Голдмэн. — О Боже!»

В поднятой правой руке убийца держал нож мясника с толстой деревянной рукояткой.

Время в его истинном значении перестало существовать для Голдмэна. Каждая секунда растягивалась во сто крат, а моменты таяли, как мыльные пузыри, лишая его способности действовать, отрезая от всего остального мира, в котором часы по-прежнему продолжали отсчитывать точное время.

Совсем рядом Гендерсон и Оберландер опять заспорили. Казалось невероятным, что они были всего лишь в соседней комнате. Они создавали так много шума, а голоса их казались такими визгливыми, будто они были записаны на пластинку в семьдесят восемь оборотов, а проигрывались со скоростью в сорок пять.

Незнакомец сделал шаг вперед. Свет блеснул по всей ширине лезвия его ножа.

Как бы преодолевая чудовищное сопротивление, Голдмэн потянулся к револьверу у пояса.

Нож скользнул по его груди. Вверх и налево.

К своему удивлению, он не почувствовал боли — только рубашка на груди обагрилась кровью.

«Мэри Берген, — успел подумать он. — Откуда вы могли знать? Кто вы такая?»