Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре» Страница 4

Проходя длинными служебными коридорами, Старыгин задумался, отчего все-таки так случилось. Отчего та женщина бросилась именно к этой картине Рембрандта?

Все тот же пресловутый комплекс Герострата? Стремление любым, пусть даже преступным, способом войти в историю? Или были у нее какие-то свои особые причины?

Он знал, что преступницу быстро схватили и увели из зала. Посетителей попросили выйти как можно быстрее, зал закрыли. Пока хлопотали над картиной, начальник службы безопасности Эрмитажа Легов допрашивал преступницу. Она ничего вразумительного не говорила, только трясла головой и стучала зубами. Вызвали врача, испугавшись, что охранник схватил ее слишком сильно и повредил женщине что-нибудь жизненно важное при задержании. Врач наскоро осмотрел ее, сделал успокоительный укол. Женщина перестала трястись, глянула не то чтобы осмысленно, но не так дико, и заговорила. Впрочем, ничего интересного не сказала, даже имени своего не назвала, только твердила, что они велели ей уничтожить картину. На вопрос, кто такие они, женщина не дала вразумительного ответа, снова начала трясти головой, как будто отгоняла невидимых мух.

Старыгин вспомнил, что тот школьный учитель из Амстердама, который повредил картину в 1975 году, тоже утверждал, что ему велели это сделать они , опять-таки ничего не уточняя. Скорее всего, известная картина просто притягивает сумасшедших.

– Смотри у меня, – мефрау Саския приподнялась на подушках и погрозила пальцем. – Если я только прознаю о твоих шашнях с господином…

На ее бледном от долгой болезни лице выступили мелкие капли пота. Она закусила губу и скривилась от боли.

– Как можно, мефрау! – Гертджи потупилась, как положено порядочной служанке, и попятилась к дверям. – У меня и в мыслях не было такого непотребства…

– Я вижу тебя насквозь! – с трудом выдохнула хозяйка и зашлась изнуряющим кашлем. – Ты спишь и видишь, как бы забраться в его постель! В нашу постель!

– Мне обидно слышать такие слова! – Гертджи сложила полные руки на фартуке и поджала губы. – Я порядочная вдова! Позвольте уйти, мефрау, меня ждет рыбник!

– Иди… – Саския отняла от губ платок с крошечным пятнышком крови, откинулась на подушки и прикрыла глаза в изнеможении. – Иди, но помни мои слова…

Гертджи присела в полупоклоне и выскользнула за дверь.

Чахоточная свинья! Собака на сене! Она уже одной ногой в могиле, а все туда же! Сама несколько месяцев не спит с господином, а он еще молод и полон сил! Нет, мы еще посмотрим, кто будет настоящей хозяйкой в этом доме!

Большой и богатый дом в фешенебельном районе на Сант-Антониесбреестраат очень нравился вдове трубача Гертджи Диркс. Он нравился ей гораздо больше, чем хозяин. После ее покойного мужа, бравого трубача Диркса, мейстер Рембрандт был, честно говоря, мужчина незавидный. С утра до вечера он торчал в своей мансарде, где располагалась мастерская, а если и выходил из дома, так таскался по лавкам старьевщиков и торговцев редкостями, где покупал за немыслимые деньги всякую бесполезную ерунду – старинные одежды, никому не нужные и поеденные молью, дорогие ткани, оружие… якобы все это нужно ему для работы! А когда Гертджи напоминала ему, что рыбнику не платили уже две недели, он только отмахивался, как будто она говорит не заслуживающую внимания ерунду! Если уж говорить прямо, голова его была полна тараканов. Вместо того чтобы угождать богатым заказчикам, рисовать их так, как они пожелают, – кого-то сделать помоложе, кого-то повыше ростом, и уж всех показать во всей красе, бравыми молодцами, как то принято в богатом городе Амстердаме, вместо этого мейстер ван Рейн на последней своей картине учинил форменное безобразие – расставил господ стрелков в неподобающих позах, как будто они не порядочные бюргеры, а бродячие актеришки. К тому же он вырядил их в разные костюмы, вовсе не подходящие важным господам, и вооружил не поймешь как – так что минхейр Баннинг Кок, придя, чтобы посмотреть на то, как подвигается заказанная работа, долго вздыхал и неодобрительно покачивал головой. А это, всем известно, плохой признак.

Господа стрелки – важные, уважаемые в городе люди, каждый из них заплатил по сто гульденов, это очень большие деньги, и за эти деньги они вправе получить то, что пожелают. Если так пойдет и дальше, мейстер Рембрандт не найдет новых заказов!

А ведь говорят, что лет десять назад он был очень популярным художником, у него не было отбоя от заказчиков, и деньги текли к нему рекой… тогда-то он женился на мефрау Саскии, и на ее денежки купил этот замечательный дом…

Гертджи прикрыла глаза и представила, что станет хозяйкой этого дома, важной и уважаемой дамой. Ради этого можно еще немного потерпеть придирки Саскии, ради этого можно ублажать ее муженька со всеми его странностями.

Гертджи спустилась по лестнице, вошла в просторную кухню, где ее поджидал рыбник, почтенный господин Свааммер. Подумать только, ее, вдову трубача, пригласили в этот дом, чтобы ухаживать за детьми, а теперь на ее плечи переложили все хозяйственные заботы!

Придав своему круглому лицу строгое выражение, Гертджи приблизилась к рыбнику.

– Что вы принесли сегодня? – Она неодобрительно оглядела его корзину и удивленно подняла светлые брови. – Как? Опять одна селедка да в придачу пара тощих щук? Вы меня удивляете, минхейр Сваммер!

– А чего же вы хотите, мефрау? – Рыбник осклабился. – Сколько уж вы мне задолжали?

– Подождите еще пару дней. Мейстер ван Рейн получит плату за картину от того итальянского господина и за все рассчитается…

– Или опять накупит на эти деньги каких-нибудь… редкостей! – возразил рыбник, поставив корзину на черно-белый, как шахматная доска, кафельный пол.

– Вот что я вам скажу, мефрау! – в его голосе послышались доверительные, задушевные интонации. – Зря вы гробите свою молодость и красоту в этом доме! Вы вдова, и я вдовец, и мы с вами могли бы отлично поладить…

– До свидания, минхейр Сваммер! – холодно оборвала его Гертджи. – Надеюсь, завтра вы принесете что-нибудь получше селедки!

Бр! Выйти замуж за рыбника – это уже крайность.

Его тусклые, как у дохлой трески, глаза, его холодные руки, и этот вечный, неистребимый запах рыбы… нет, никогда! Или уж только в самом крайнем случае, если не удастся стать хозяйкой этого богатого и красивого дома…

Рыбник поклонился и вышел, и почти тут же за дверью послышались знакомые шаги.