Бен Мецрих - Кожа Страница 4

— Эй, Джош! — окликнул Майк. — Я что-то не вижу бирки.

Джош подошел, задумчиво пошлепывая журналом по затянутой в резину ладони.

— Она иногда слетает с пальца.

— Да я смотрел. Нет нигде.

Джош пробормотал какое-то ругательство, взял журнал под мышку и принялся искать в ящике. Приятели обыскали все углы, перетряхнули пакет — безрезультатно.

— …Мать твою, — процедил Джош. — Фигово. Ну и козел этот Эклмен!

— Что за Эклмен?

— Отвечает за все морговские бумажки. Ведет журнал регистрации, цепляет бирки на трупы, и все такое. Короче, здоровенный кусок дерьма, и пьет как… — Джош развернул журнал. — Зато здесь все в порядке. Вот: «Деррик Каплан, около двадцати пяти лет, блондин, глаза голубые. Диссенция аорты. Умер в приемном отделении реанимации».

Майк внимательно посмотрел на труп.

— Блондин — это точно. Но вот выглядит он явно не на двадцать пять. А про татуировку там ничего не написано?

Джош покачал головой.

— Ничего. Но я же сказал: Эклмен — полнейший козел. У него периодически случаются проколы, особенно когда из «скорой» покойники идут косяком. Ты же знаешь, какая заваруха была прошлой ночью…

— Джош, может, все-таки уточнить у кого-нибудь? Вдруг это другой труп?

Джош почесал кадык, покосился на носилки, стоящие у двери лифта, и решительно сказал:

— У нас есть разрешение и есть тело. А самое главное — операционная давно готова. Пойдем счищать с него шкуру.

И он широким шагом отправился за носилками. Майк посмотрел на вытатуированного грозного дракона и подумал: «Будем надеяться, Джош знает, что делает».

— Смотри внимательно, — сказал Джош тоном фокусника, собирающегося исполнить свой коронный номер. — Сейчас будет такое зрелище — закачаешься!

Майк, кусая губы (к счастью, под хирургической маской этого не было видно), страдальческими глазами наблюдал за тем, как Джош колдует над одним из мешков с соляным раствором, свисающим со стойки для капельниц. Внезапно раздалось угрожающее шипение — ожил насос, и труп, лежащий на столе, стал раздуваться, словно большая резиновая игрушка.

— Клево, да? Соляной раствор заполняет подкожный слой, — пояснил Джош. — И отделяет дермис от жировой прослойки. После этого гораздо проще сделать качественный срез.

Майк кивнул. Отвращение боролось в нем с любопытством. Грудь трупа — гладко выбритая, обработанная бетадином, раздувшаяся от соляного раствора — уже не выглядела частью человеческого тела. Кожа сделалась гладкой, истонченно-нежной и приобрела оттенок, какой Майк видел только в каталоге «Дж. Крю».

— Крови много будет? — осторожно осведомился он.

— Не слишком, — успокоил Джош, придвигая к себе кювету с инструментами. — Разве только когда его перевернем — в основном, кровь скапливается вдоль спины.

Вооружившись инструментом, напоминающим нож для нарезки сыра, он с гордостью продемонстрировал Майку острое сверкающее лезвие.

— Видишь вот этот ограничитель? Выставляем на 0,9 миллиметра. Нужно срезать такой тонкий слой, чтобы через него можно было смотреть, как через матовое стекло.

Он поднес инструмент к ключице трупа. Майк хотел отвернуться, но, стиснув кулаки, пересилил себя. Через несколько месяцев ему придется работать в реанимационном отделении неотложной помощи. А там увидишь вещи и пострашнее.

Джош ловким движением сделал первый разрез через всю грудь покойника. Струйка темной, лишенной кислорода крови побежала в сточные канавки на хромированном столе.

Отделив полоску кожи на ребре, Джош быстро развернул кисть, отрезая край, — и, аккуратно ухватив кожу двумя пальцами, показал образец приятелю. Слой действительно оказался почти прозрачным.

— Открывай морозилку. Майк опустил глаза и обнаружил стоящий на полу пластиковый ящик с эмблемой Нью-йоркской пожарной службы. Открыв крышку, он извлек оттуда небольшую ванночку с голубоватой жидкостью и протянул ее приятелю. Джош погрузил лоскут кожи в жидкость, Майк положил ванночку в морозилку и плотно закрыл крышку. Теперь кожу отправят в соответствующее хранилище банка кожных трансплантантов, где ей предстоит храниться, — в антибиотическом растворе при температуре минус семьдесят по Фаренгейту она не испортится.

Джош продолжил обрабатывать труп. Надрезы неизменно получались четкими и уверенными. Всего через несколько минут грудь, руки, ноги и большая часть поверхности живота трупа были освежеваны. Джош не коснулся только участка с татуировкой, и он выделялся на поверхности мертвого тела, как диковинный разноцветный остров среди желтовато-розового моря.

— А теперь давай-ка перевернем его, — скомандовал Джош, захватив труп под спину.

Даже вдвоем они с трудом перевалили тело на бок. И тут же Майк заметил в затылочной части шеи трупа красноватое раздражение правильной круглой формы.

— Гляди-ка, Джош. Что это такое? Джош наклонился, чтобы рассмотреть пятно. Размером оно было около трех дюймов и состояло из тысяч крохотных точек.

— Вижу, — спокойно констатировал он. — И что дальше?

— В карточке что-нибудь про это написано? Джош положил покойника на живот и снова взялся за нож.

— Было бы о чем писать. Ну, красное пятнышко. Может, насекомое какое-нибудь укусило. Или ободрался обо что-то. Или даже мы сами его оцарапали, когда перекладывали на операционный стол.

— Не знаю. Выглядит странно…

— Майк, этот тип уже мертвый. А кто-то там умирает от ожогов, и единственное, что может спасти, — это кожа, которую наш таль, еще будучи живым, любезно разрешил использовать, если что. Поэтому давай скорее закончим работу — и свалим отсюда.

Майк кивнул. В сущности, Джош Кемпер прав. Врачи сделали все, чтобы спасти этого молодого человека, и теперь ему уже ничем не поможешь. Деррик Каплан умер, но благодаря его коже останется в живых другой человек!

Майк скрипнул зубами, подошел к приятелю и сказал, указывая на нож:

— Если ты не против, я тоже попробую. Джош Кемпер удивленно приподнял брови и

одобрительно усмехнулся в хирургическую маску.

Неделю спустя в послеоперационной палате клиники Куинз Перри Стэнтон, вздрогнув, пришел в себя. Доктор Алек Бернстайн тут же склонился над ним и одарил лучезарной улыбкой.

— Добрый день, профессор, — мягко произнес он. — Хочу вас порадовать — все прошло как нельзя более успешно.

Стэнтон заморгал, пытаясь развеять пелену, застилающую глаза. Бернстайн наблюдал за ним с отеческой гордостью. Он всегда по-особому относился к пациентам с ожогами — совсем не так, как к стареющим красоткам, которым подтягивал лица, наращивал пухлые губки и накачивал силиконом груди. Ожоговые пациенты в его послужном списке занимали весьма скромное место, но именно они составляли предмет его особой гордости.