Джессика Спотсвуд - Проклятая звезда Страница 4

Тем временем в воздух взлетают все новые камни; сопровождаемые сердитыми криками на иностранных языках, они бьют О'Ши и Хелмсли по плечам и спинам. О'Ши неуклюже уворачивается и пытается что-то говорить об уважении, но потом сдается и устремляется к экипажу, демонстрируя свою трусливую сущность. Хелмсли рывком поднимает Лавинию на ноги и тащит за собой по тротуару.

Мэй нагибается к Генри, и камень задевает ее голову. Она что-то кричит парням по-китайски. Я бросаюсь вперед и хватаю Генри за воротник. Мальчик прячет заплаканное лицо в моей юбке, а тем временем экипаж Братьев, грохоча, увозит прочь его мать. Парни, как по команде, перестают швырять камни, их бунт стихает так же внезапно, как начался. Толпа расходится, занавески на окнах перестают шевелиться. Все закончилось — для всех, кроме Лавинии Андерсон. Ее кошмар только начинается.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я Мэй.

Струйка крови стекает с ее виска на щеку.

— Конечно. Просто у кого-то из них кривые руки. — Мэй шутит, но выглядит она при этом неважно.

— Помоги Мэй, а я отведу обратно Генри и заберу наши корзины, — говорит, возникая у меня за спиной, Алиса. — Миссис Папандопулос слышала шум, так что она сейчас с малышкой.

Наш кучер, Роберт ван Бурен, бежит к нам по улице с газетой под мышкой. Он из числа тех немногих, кто знает об истинной сущности Сестричества: его дочь Вайолет — ученица нашей монастырской школы.

— Я заметил этот дебош, только когда вышел из магазина на углу. Простите, мисс Чжан. Сейчас я отвезу вас домой, — говорит он, подсаживая Мэй в карету.

— Все так плохо? — Мэй наклоняет ко мне голову и, покачнувшись, опускается на кожаное сиденье. При виде трехдюймовой царапины на ее виске я нервно сглатываю:

— Нет. Сестра София быстро тебя починит, будешь как новенькая. — Черной атласной перчаткой я стираю кровавый потек с ее круглой щеки.

Как жаль, что Мэй не может себя вылечить! Вообще-то целительство — ее основная специализация; она — одна из трех учениц сестры Софии, которые уже ухаживают за больными в Харвудской и Ричмондской больницах. Проведя в монастыре шесть недель, я узнала, что многие ведьмы имеют врожденные способности, сродство к какому-нибудь определенному виду волшебства, например к иллюзиям, чарам перемещения, целительству или изменению памяти. Это еще одна часть нашей истории, о которой покойная мама не позаботилась рассказать мне перед смертью.

Мэй закрывает глаза.

— А может быть, ты меня полечишь? — слабым голосом спрашивает она.

— Я? Да я едва-едва головную боль снять могу, — протестую я.

Мэй открывает темные глаза и улыбается.

— Я в тебя верю, Кейт.

Вот уж совершенно непонятно почему, я-то в себя ни на грош не верю. Но внутри меня словно что-то щелкает. С каких это пор я стала колебаться, вместо того чтобы прийти на помощь? Мэй стала мне хорошей подругой. И самое малое, что я могу для нее сделать, — это попытаться избавить ее от обморока в луже собственной крови.

— Ладно, я попробую.

Я наклоняюсь к Мэй через проход и нежно беру ее руки в свои. Целительство отличается от других видов колдовства, и для него необходим физический контакт. Я тянусь к магическим нитям, которые гнездятся в моей груди, пронизывают все тело, вплетаются в нервы и мышцы. Я бы хотела, чтоб этих нитей не было, я хотела бы не быть ведьмой. Но я — ведьма, во мне живет магия, и раз уж я не могу от нее избавиться, то должна постараться использовать ее для благих дел.

Я думаю о том, как добра Мэй, как она всегда готова предложить свою помощь. Как бы мне хотелось сейчас избавить ее от этой боли! Только бы я смогла… Моя магия вздымается во мне, могучая, как океанская волна, теплая, как горячая ванна. Она с неожиданной силой изливается из кончиков моих пальцев, оставив меня почти недвижимой и бездыханной. Она — сильная. И грозная.

— Ох, — выдыхает Мэй и поворачивает голову, чтоб я могла увидеть: ее черные волосы все еще спутаны и окровавлены, но рана исчезла. Без следа.

— Все прошло? — Я стараюсь, чтобы в моем голосе не слишком явственно звучало потрясение от собственного успеха.

Мэй дотрагивается до виска кончиками пальцев и расцветает:

— И даже не больно совсем. Спасибо, Кейт.

— Пожалуйста. Я рада, что… — Чтобы не упасть, мне приходится откинуться на спинку сиденья. Ноги становятся слабыми и словно резиновыми.

Сестра София предупреждала нас об этом. Мой желудок бунтует, и я бросаюсь к двери. Как раз вовремя — меня выташнивает прямо на булыжную мостовую. Вытерев рот чистой перчаткой, я смущенно кошусь на Мэй.

— Нормальная реакция организма на чары исцеления, — заверяет меня она, помогая вернуться в карету и расположиться на сиденье.

Я сворачиваюсь калачиком, крепко сжимаю веки и обхватываю руками разболевшуюся голову.

Снаружи доносится стук каблуков по булыжной мостовой, и в дверях кареты появляется Алиса. Она пристраивает у наших ног пустые корзины.

— Что тут с тобой такое? Не думала, что ты из тех, кто начинает блевать, увидев капельку крови.

Я крепче сжимаю челюсти и начинаю глубоко дышать через нос.

— Она меня исцелила, — объясняет Мэй. — Видишь?

Господи, как бы я хотела оказаться сейчас дома, в собственной постели. Миссис О'Хара, наша экономка, сделала бы мне холодный компресс на голову и чашечку мятного чая. Я так ясно представила себе это, что почти почувствовала запах мяты и ощутила на лбу знакомую хлопковую наволочку. В уголках моих глаз собрались слезы, и я радуюсь, что их никто не видит. Алиса наверняка стала бы смеяться надо мной и говорить, что я веду себя как деточка, которой захотелось домой.

— Тогда, может быть, она не совсем бесполезна.

Я смотрю, как Алиса усаживается возле Мэй на сиденье напротив, чопорно скрестив лодыжки, когда карета тронулась. Уличные грязь и пыль не оставили ни пятнышка на ее безупречных юбках. Не знаю уж, как ей это удается.

— Да уж полезнее, чем ты. — Мэй приглаживает свою черную челку. Такие прически вошли в моду совсем недавно. Мэй лишь на прошлой неделе попросила Вайолет выстричь ей челку. Я боялась, что получится кошмарно, но оказалось, что Мэй идет. — Тебе даже порез от бумаги не вылечить.

Алиса закатывает глаза.

— Всем известно, что целительство — наименее полезный тип магии. Зато теперь ясно, к чему у Кейт сродство.

Не обращая внимания на оскорбления, я осторожно сажусь и выглядываю в щель между занавесками, наблюдая за людскими толпами, наводнившими улицы. Шум просто оглушает: лошади и экипажи с грохотом прокладывают себе путь по мостовой, стучат молотки на строительстве новых домов, мужские голоса перекликаются на дюжине разных языков, уличные торговцы наперебой предлагают пищу и одежду.