Эрнст Гофман - Игнац Деннер Страница 4

― Милая женушка, ― сказал Андрес, ― внутренний голос, который так настойчиво внушал мне тогда не принимать никаких подарков, звучит и поныне. Совесть меня изводит, мне все мерещится, будто вместе с чужими деньгами идет в наш дом неправедное богатство, а потому не радует меня то, что покупается на эти деньги. Теперь, конечно, можно и вкусно поесть и сладко попить, зато прежде продашь, бывало, с выгодой лес или пошлет Господь за честные труды лишний грош, так и дешевое вино казалось мне слаще того дорогого, которым нас потчевал гость. Не лежит у меня душа к этому заезжему купцу, жутковато мне, когда он рядом. Разве ты не заметила, что взгляд у него не прямой, не открытый. Глаза у него шустрые, глубокие, и мелькает в них порою что-то странное, а иногда, заслышав наши бесхитростные речи, он усмехнется вдруг так хитро, что у меня кровь стынет в жилах. Хотелось бы мне обмануться в предчувствиях, но не могу я отделаться от мысли, что нам уготованы страшные беды и они разом падут на наш дом, едва этот гость заманит нас в свои сети.

Джорджина старалась развеять эти подозрения, уверяя мужа, что у себя на родине, особенно в трактире отчима, она частенько встречала мужчин, которых по виду можно принять за еще более страшных злодеев, на самом же деле они оказывались людьми вполне добропорядочными. Андрес вроде бы успокаивался, но про себя решал оставаться настороже.

Гость вновь объявился у Андреса как раз в тот день, когда ровно девять месяцев исполнилось его сыну, прехорошенькому малышу, который весь удался в мать. На этот же день пришлись и именины Джорджины, которая на заглядение разодела малыша, сама же выбрала свой любимый неаполитанский наряд и приготовила праздничный стол, а гость дал к столу бутылку дорогого вина из своих походных припасов. И вот когда взрослые сидели за столом, а малыш разглядывал их своими на редкость смышлеными глазками, гость вдруг сказал:

― Сын ваш весьма одарен, это видно уже сейчас, поэтому очень прискорбно, что вы не сумеете дать ему надлежащее воспитание. Вот вам еще одно предложение ― только, боюсь, вы отвергнете его, хотя речь идет о вашем же благе и вашей же пользе. Как вам уже известно, я богат, но бездетен; к вашему сыну я питаю особую привязанность. Так отдайте его мне! Я возьму его в Страсбург, там ― на радость и мне, и вам ― моя добрая знакомая, женщина достойная и почтенная, даст ему наилучшее воспитание. Вы же лишь освободитесь от тяжкой заботы; но решение нужно принять быстро, ибо уже вечером я уеду. До ближайшей деревни я донесу малыша на руках, а там найму подводу.

Услышав эти слова, Джорджина схватила дитя, которое гость до тех пор держал на коленях, прижала к своей груди, а из глаз ее брызнули слезы.

― Сами видите, сударь, каков ответ моей жены, ― промолвил Андрес, ― и я с нею согласен. Побуждения ваши добры, но неужто вы и впрямь собрались лишить нас самого дорогого на свете? Разве можно величайшую радость нашей жизни называть тяжкой заботой? Нет, даже если бы мы бедствовали, а ведь сейчас, благодаря вашей милости, нужда у нас позади. По вашим словам, сударь, у вас нету ни жены, ни детей, вот поэтому, видно, и недостает вам той благодати, которая нисходит с небес на супругов при рождении ребенка. Величайшей любовью и величайшим блаженством преисполняются родители, когда видят свое дитя, что лежит себе потихоньку, молча, у материнской груди, ибо это молчание красноречивее всяких слов о любви и счастье. Да, сударь, сколь ни велика ваша щедрость, сынок нам дороже, и нет в мире таких сокровищ, ради которых мы с ним расстанемся. Не сочтите нас неблагодарными, однако мы вынуждены со всей прямотой отказать вам. А если б вы сами были отцом, то и наши извинения вы почли бы излишними.

― Ладно, ― проговорил гость, отводя хмурый взгляд. ― Ради вашего же блага я хотел сделать мальчика богатым и счастливым. Но если вы не согласны, забудем об этом.

Джорджина кинулась целовать и ласкать малыша, будто он только что вернулся к матери, спасшись от большой опасности. Гость пытался завести непринужденный, веселый разговор, однако было заметно, насколько его расстроил отказ хозяев отдать ему сына. Хотя, по его собственным словам, он собирался якобы уехать вечером, тем не менее вновь остался на три дня, впрочем, провел их не как обычно, с Джорджиной, а охотясь с Андресом, которого всячески расспрашивал о графе Алоизе фон Фахе. Спустя некоторое время Игнац Деннер вновь объявился у Андреса, однако уже не заговаривал о том, чтобы взять мальчика к себе. Он был по-прежнему любезен, продолжал осыпать Джорджину подарками, твердил, чтобы она не отказывала себе в удовольствии покрасоваться в драгоценностях из отданной на сохранение шкатулки; что она иногда и делала потихоньку от Андреса. Деннер пробовал, как когда-то, поиграть с малышом, но тот противился, хныкал, не желал идти к нему, будто сознавал и помнил, что его собирались забрать от родителей.

Два года навещал Деннер Андреса во время своих путешествий, постепенно привычка одолела недоверчивость и настороженность, поэтому Андрес уже радовался своему достатку без особых тревог. Осенью третьего года, когда минули дни, в которые Деннер обычно гостил у Андреса, однажды грозовой ночью в дверь громко постучали, хриплые голоса позвали его. Ошарашенный Андрес вскочил с постели и спросил через окно, кто это беспокоит его среди темной ночи; вот, дескать, спустит он сейчас собак, чтобы прогнать непрошеных гостей; тут кто-то попросил его открыть дверь доброму знакомому, и Андрес узнал Деннера. Взяв фонарь, Андрес отворил дверь ― через порог шагнул один лишь Деннер. Андрес сказал, что ему почудилось несколько голосов, но Деннер возразил: то, мол, завывал ветер. Они прошли в комнату, где Андрес, разглядев Деннера получше, весьма удивился его платью. Вместо серого дорожного сюртука и плаща на Деннере был малиновый камзол с широким кожаным поясом, из-за которого торчали кинжал и две пары пистолетов, а еще он был вооружен саблей, да и лицо его как-то переменилось ― раньше лоб казался высоким, чистым, теперь же Андрес невольно обратил внимание на густые, кустистые брови, а гладко выбритые прежде щеки теперь заросли черной бородой.

― Андрес! ― воскликнул Деннер, сверкнув глазами. ― Три года назад я спас от смерти твою жену. Тогда ты молил Бога дать тебе возможность отплатить мне жизнью за эту помощь. Твое желание исполнилось, настал миг, когда ты можешь отблагодарить меня и доказать верность своему слову. Оденься, возьми ружье и ступай за мной! Как только отойдем немного от дома, узнаешь остальное!

Андрес слегка опешил, но ответил Деннеру твердо, что готов для него на все, лишь бы это не противоречило закону, совести и вере.