Брайан Ламли - Кошмар на ярмарке Страница 4

Однако были и куда более очевидные изменения. Иными стали не только привычки Гамильтона, изменилась и сама внешность. Так, например, младший из братьев постоянно носил лохматый черный парик, как будто пытался скрыть преждевременное облысение, которое, однако, ни для кого на ярмарке не было секретом и раньше никоим образом его не беспокоило. Гамильтон замкнулся в себе, сделался неразговорчивым и стал избегать людей. Он ни с кем не общался и лишь изредка, с явной неохотой вступал даже в самые обычные разговоры.

Более того, перед вторым своим продолжительным отъездом Гамильтон, похоже, завел интрижку с одинокой темноглазой гадалкой, юной «мадам Зала» – особой цыганских кровей. Однако после возвращения он охладел к ней, а люди стали часто замечать, что, когда он проходит мимо нее, черноглазая ворожея осеняет себя языческим крестом. Однажды Гамильтон и сам это заметил и, побелев от ярости, поспешил скрыться в «кунсткамере», где пробыл до конца дня. Мадам Зала быстро собрала пожитки и ночью укатила куда-то в своем вагончике, ничего никому не объяснив. Люди решили, что Гамильтон чем-то пригрозил ей, однако предпочли не вмешиваться. Тот, со своей стороны, заявил, что Зала была «шарлатанкой низкого пошиба, неспособной вызвать даже кишечные газы!»

Балаганщики сошлись во мнении, что Гамильтон сильно изменился, а ближе к концу в нем проявились первые признаки надвигающегося помешательства…

И самое главное, Гамильтон возобновил ночные рандеву с похожим на осьминога идолом, хотя теперь такие визиты случались чуть реже. Пусть и ненамного реже, но они, тем не менее, явились провозвестниками куда более зловещих событий, ибо вскоре Гамильтон поместил идола в самом «паноптикуме», в отдельном, довольно просторном углу полотняного шатра, и если и заходил туда, то не один…

Из окна своего вагончика Андерсон Тарп наблюдал любопытную картину: заглянув в «кунсткамеру», посетители, все как один на вид образованные люди, направлялись вслед за братом к вышеупомянутому закутку. При этом Андерсон никогда не видел, чтобы кто-то выходил оттуда! В конечном итоге, когда его брат сделался еще более нелюдимым и замкнутым, Андерсон самым нешуточным образом взялся шпионить за ним, о чем позднее серьезно пожалел.

Между тем Гамильтон произвел некие изменения в интерьере «кунсткамеры». Он полностью отгородил одну ее треть для хранения коллекции раритетов, собранных во время путешествий. Тогда Андерсона чрезвычайно удивило, что брат совсем отказался от демонстрации своих сокровищ кому бы то ни было, кроме нескольких избранных лиц. Это были те самые представители «привилегированной публики», которые следовали за Гамильтоном в его частный музей и больше оттуда не выходили.

Разумеется, Андерсон в конечном итоге решил, что ответ на эту загадку столь же прост, сколь и фантастичен. Во время своих странствий Гамильтон где-то приобрел познания в науке грабежа, которую теперь с успехом практиковал в своей «кунсткамере». Тела? Он закапывал их в землю, после чего ярмарка перебиралась на новое место. Но деньги… куда же он девал деньги? Видимо, именно они или, скорее, их отсутствие и были главным мотивом Гамильтона. Уж не прячет ли он где-нибудь награбленное, дожидаясь дня, когда вновь отправится в странствия в очередную экзотическую страну? Не имея и малой доли от темных махинаций Гамильтона, Андерсон решил обратить ситуацию себе на пользу и, так сказать, взять брата с поличным.

И все-таки лишь в начале весны 1961 года Андерсону удалось наконец «подслушать» разговор между братом и очередным, причем явно преуспевающим, посетителем «кунсткамеры». Гамильтон выделил этого джентльмена, явно образованного, из числа прочих посетителей и пригласил в свой передвижной домик. Андерсон, хорошо зная привычки брата и подозревая, что именно должно произойти, спрятался поблизости, на расстоянии, позволявшем подслушать предстоящий разговор.

Всего разговора он так и не услышат, однако разобрал достаточно много, чтобы сделать вывод: Гамильтон посвящен в изрядное число эзотерических тайн. Впервые слух Андерсона уловил такие диковинные имена, как Ктулху и Йиб-Тстл, Тсатоггуа и Йог-Сотот, Шудд-Мьель и Ньярлатотеп, имена чудовищных богов доисторических времен. Упоминал брат также и следующие слова: Ленг и Лх-Йиб, Мнар, Иб и Сарнат, Р'лайх и красный Эот, и Андерсон понял, что это города и страны, считавшиеся древними даже в далекие времена на заре веков. Он услышал, как брат описывал и называл манускрипты, книги и таблички с письменами. Андерсон даже вздрогнул: некоторые из этих древностей хранились в числе прочих экспонатов в гамильтоновской коллекции. В частности, он услышат названия таких писаний, как «Некрономикон», «Хтаат Аквадинген», Пнакотикскис рукописи и «Текст Р'лайха». Похоже, гипнотизм Гамильтона заключался в его поразительной эрудиции в том, что касалось древних мифов и преданий.

Поняв, что брат и его гость собрались выйти из домика наружу, Андерсон быстро юркнул за соседний шатер, чтобы продолжить наблюдение. Он заметил раскрасневшееся лицо нового наперсника Гамильтона, его возбужденную жестикуляцию, а затем до его слуха донеслось произнесенное шепотом предложение брата. Джентльмен согласно кивнул, широко раскрыв глаза, в которых читались одновременно и восторг, и ужас. Затем посетитель ушел, а Андерсон заметил на лице брата выражение жутковатого триумфа и чего-то еще… ну, конечно же, торжествующего зла!

Но именно лицо посетителя – того самого, что производил впечатление человека, не стесненного в средствах, однако склонного к весьма сомнительным начинаниям, – вызвало у Андерсона великое беспокойство. Он узнал это лицо и при первой же подвернувшейся возможности украдкой просмотрел журналы по археологии и антропологии, которые его брат в последнее время читал с таким интересом. Все было именно так, как он и думал: намеченная Гамильтоном жертва оказалась не кем иным, как известным археологом, чье имя, Стейнтон Гэмблер, высоко почиталось в кругах любителей приключений и ученых благодаря его пристрастию к авантюрным экспедициям. Андерсон ощутил нарастающее беспокойство: брат просто не мог бесконечно лишать страну выдающихся личностей. В один прекрасный день его поймают с поличным и тогда…

Тот день тянулся для Андерсона ужасно медленно, и когда наступила ночь, он пораньше отправился спать. Однако, услышав, как зашевелился Гамильтон, он тут же вскочил. Вскоре до его слуха донесся приглушенный шепот. Следуя за источником звуков, он, как и предполагал, оказался рядом с «паноптикумом». В следующее мгновение из-за облаков показалась луна, и он увидел Гамильтона в обществе Стейнтона Гэмблера.