Кларк Смит - Вторая тень Страница 4

На лице Авикта ужас проложил новые морщины, и лоб покрылся каплями пота, холодного, словно дыхание смерти, ибо он наконец понял, как и я, что это существо не-подвластно никаким законам и появление его не предвещает ничего, кроме несказанного зла и несчастья. И он, обратившись ко мне, воскликнул голосом, дрожащим от страха:

— Я не знаю, что это такое, чего хочет от меня эта мерзость, и бессилен остановить ее продвижение. Уходи, оставь меня, ибо я не желаю, чтобы кто-нибудь из смертных стал свидетелем моего поражения и гибели. Лучше тебе удалиться, пока еще есть время, дабы и ты не стал жертвой этой страшной тени...

Хотя неописуемый ужас проник в самые глубины моей души, мне претила сама мысль о том, что я должен покинуть своего учителя. Но я поклялся всегда и во всем быть послушным его воле; к тому же я понимал, что вдвойне бессилен бороться с неведомым врагом, перед которым трепещет сам Авикт.

Итак, попрощавшись со старцем, я вышел из овеянных ужасом покоев, с трудом переставляя дрожавшие ноги. Оглянувшись, стоя на пороге, я увидел, что черная тень, проникшая к нам из неведомых сфер, словно отвратительный нарост, проползла по полу и коснулась тени мага. В тот же миг из уст учителя вырвался ужасающий вопль, подобный крику спящего человека, одолеваемого ночными кошмарами. Лик его больше не был ликом Авикта, он исказился в страшных конвульсиях, словно Авикт стал безумцем, силящимся скинуть с груди своей невидимого демона. Больше я не оглядывался: я бросился бежать по темному проходу к порталу, выходящему на террасу.

Ущербная луна, угрожающе багровая, нависла над утесами; тени кедров при лунном свете казались длиннее, они колыхались под порывами бури, словно раздутые ветром одеяния занятых ворожбой волшебников. Наклонившись вперед, чтобы одолеть силу ветра, я пробежал через террасу к наружной лестнице, ведущей к крутой тропинке, вьющейся среди нагромождений скал и провалов позади дома. Подгоняемый страхом, я уже приблизился к краю террасы, но не мог достигнуть верхних ступеней лестницы, ибо мраморный пол словно выскальзывал у меня из-под ног, и край террасы маячил перед глазами, недоступный как горизонт. Я задыхался, мне казалось, что я бегу, не останавливаясь, но ни на пядь не сдвинулся с места.

Наконец, я оставил тщетные усилия, видя, что какое-то заклятие изменило само пространство вокруг жилища Авикта, чтобы никто не смог выбраться отсюда. Смирившись со своей участью, я повернул обратно к дому. И, взбираясь по белым ступеням, ясно различимым в косых лучах почти скрывшейся за утесами луны, я увидел фигуру, ожидающую меня у портала. Только по развевающемуся одеянию цвета штормового моря узнал я Авикта. Ибо такое лицо не могло принадлежать никому из людей, превратившись в чудовищную и отвратительную, постоянно менявшуюся маску, смесь человеческих черт и чего-то жуткого, никогда не виданного на Земле. И это преображение было ужаснее, чем смерть и тлен: кожа приобрела неопределенный, грязно-гнойный цвет, ранее присущий тени, и контуры головы в точности уподобились верхней части черного пятна. Руки разительно отличались от конечностей какого-либо земного существа; туловище, скрытое одеждой, непомерно удлинилось, приобретя тошнотворную извилистую гибкость. С лица и пальцев, казалось, сочились капли полужидкой разложившейся материи. И сопровождавшая эту фигуру тень, подобная сгустившимся текучим миазмам, повторяла уродливые очертания того, что когда-то было моим учителем, словно страшный двойник, описывать который я более не способен.

Я пытался крикнуть, громко произнести имя Авикта, но ужас иссушил горло и сковал язык. А существо, некогда бывшее Авиктом, молча поманило меня; ни слова не вырвалось из этих живых, но уже полусгнивших уст. Оно не отводило от меня черных провалов глаз — того, что некогда было глазами, но превратилось в сочащуюся мерзость. Разложившимися, изъязвленными опухшими пальцами ухватило оно меня за плечо и повело, задыхающегося от омерзения, вдоль прохода, где стояла в окружении себе подобных мумия Ойгоса, помогавшего нам, когда втроем мы произносили заклинание Змеиного племени.

В лучах светильников, освещавших покои ровным бледным пламенем, я увидел мумии, замершие вдоль стен в вечном спокойствии, каждая стояла на предназначенном ей месте, каждая отбрасывала длинную тень. Но рядом с огромной узкой тенью Ойгоса на стене было безобразное темное пятно, точно такое же, как то, что преследовало учителя, а ныне слилось с ним в единое целое. Я вспомнил, что Ойгос, когда участвовал в ритуале, повторил вторым после Авикта неведомое СЛОВО, и понял, что настал черед Ойгоса. Ужас готов обрушиться на мертвого, так же как пожрал живого. Ибо омерзительное неведомое, существо, столь самонадеянно вызванное нами, могло входить в этот мир только таким способом. Мы извлекли его из бездонных глубин времени и пространства, использовав по невежеству запретную формулу, и оно явилось к нам в час, избранный им самим, дабы оттиснуть свой мерзостный облик на тех, кто был его восприемником.

Прошла ночь, за ней нескончаемо тянулся день, то был день неописуемого ужаса... Я наблюдал, как страшное черное пятно целиком вобрало в себя плоть и тень Авикта... смотрел, как другое такое же существо подползает к высокой и узкой тени Ойгоса и, вторгаясь в его иссохшее, пропитанное ароматными смолами тело, превращает его в такую же отвратительную слизистую массу, какой теперь стал Авикт. И я слышал, как мумия закричала от боли и страха, когда зловещее существо слилось с ее тенью, словно человек, вторично познавший смертные муки. Потом мумия умолкла, как ныне молчал тот, кто первым познал боль перевоплощения, и я не знал, каковы его мысли и намерения... Поистине, мне было неведомо, одно ли подобное существо явилось к нам либо несколько, ограничится превращение теми тремя, что вызвали неведомого демона, либо распространится на весь род человеческий.

Но все это, и многое другое, станет мне известно очень скоро, ибо настал наконец мой черед, и темное пятно теперь преследует мою тень, придвигаясь все ближе. Воздух словно сгустился вокруг меня, и кровь леденеет от несказанного страха; подвластные нам демоны и духи бежали, покинув дом Авикта, и огромные каменные женщины, рядами стоящие у стен, охвачены дрожью. Но ужасное чудовище, что некогда было Авиктом, и второе чудовище, ранее носившее имя Ойгос, не покидают меня, не дрожат более и не чувствуют страха. Не отводя от меня черных провалов, — того, что некогда было глазами, — они, казалось, наблюдают за мной, терпеливо ожидая мига, когда я уподоблюсь им. И это молчание ужаснее, чем если бы они раздирали меня на части. В вое ветра мне слышатся страшные голоса, морские валы накатываются на берег, рыча, словно создания, явившиеся из чужого мира, и стены колеблются, как легкие покрывала под черным дыханием неведомой бездны.