Георг фон Штайнер - Супруги Харрисон поздравляют Вас Страница 4

— Иди в кроватку, милая, — сказал он, заправляя рубаху в джинсы, надевая часы, засовывая ноги в туфли. — Твой комарик прилетит следом.

Он прислушался, дождался её удаляющихся шагов, проводил их до спальни. Потом тихонько повернул защёлку и вышел из ванной. На цыпочках вернулся в гостиную и подошел к входной двери.

Ключа в замке не было. Его там и быть не могло, потому что…

— Ми — и — илый! — послышалось из спальни.

Услышала, чёрт! Если она сейчас явится сюда? Чем он будет её бить? Кулаком как — то не хочется… И просто неприятно будет ударить девушку рукой, хоть она и психопатка и лишний раз касаться её почему — то не хотелось.

Он обежал глазами полутёмную комнату. Нет, ничего подходящего нет. Придется бить кулаком.

Ещё раз глянул на дверь, в которой не было замка. Дверь ли это вообще или бутафория? Нет, это совершенно реальная дверь. Если не учитывать отсутствия ручки и замка.

И тут он увидел, что в почтовом ящике что — то лежит. Белое. Конверт. Нет, открытка. Значит, это всё — таки дверь. По крайней мере, с той стороны есть прорезь для почты. И к этой двери с утра уже приходил почтальон.

Он откинул крышку ящика, достал послание.

Да, открытка. На рисунке два то ли серебряных то ли платиновых колечка, соединенные ленточкой с надписью «Вместе до конца». Тончайшая паутинка серебристого узора. На обратной стороне, вверху, отпечатанный типографским способом текст: «Супруги Харрисон поздравляют Вас», и дальше, уже от руки: «с днём Вашего бракосочетания, дорогая Джейн! С пожеланиями полного единения! Надеемся, вы сделали хороший выбор. Хлоя и Томас Харрисоны».

«Ты сумасшедший, парень, — сказал он себе. — Реально, ты сумасшедший, чувак. Ты женился на какой — то чокнутой девке, женился в пьяном угаре или обдолбаный напрочь… Ну и что, что не употребляешь. Пробовал же однажды. По пьяни мог и повторить… Нет, но каковы эти супруги, а! Могли бы поздравить и меня. Дорогие Джейн и Дик… Ты сделала хороший выбор… А может быть, это я его сделал… Бред. Бред! Это всё невозможно. Неправда».

— Что там, дорогой?

Он не слышал, как она подошла.

Она так и ходит голая. Встала в двух шагах от него, смотрит прямо в глаза. Никакого выражения. Кроме жадности. Дремучей какой — то, животной жадности. Похотлива как… как сто кошек.

— Вот, — он протянул ей кусочек картона. — Открытка.

Она взяла, пробежала глазами, небрежно улыбнулась, отбросила.

— А ты почему одет, милый?

— Я?.. Думал сходить в магазин… Пивка… Ты пьёшь пиво, Джейн?

— Я бы выпила тебя.

— Конечно, — попытался он улыбнуться. — Я тоже откусил бы от тебя кусочек, но…

— Я хочу тебя, Дик!

Она подошла к нему вплотную, упёрлась грудью в его грудь; взгляд её глаз отразился от его темени изнутри черепной коробки.

Запах… Он не почувствовал его раньше. Впрочем, неудивительно: она же так и не подмылась… Хотя, нет, это не тот запах, не аммиачный запах спермы в смеси с её выделениями. Этот запах идёт от всего её тела — странный, почти неуловимый, тягучий, острый, пьянящий, дикий, лишающий рассуд…

Он ворвался в неё с такой необузданной силой, что её затылок ударился о дверь, головой к которой она лежала. Её ноги тут же сомкнулись над его поясницей, прижимая; руки сцепились на его затылке, а вагина с такой страстью обхватила Дика — маленького, что Дик — большой зарычал, яростно забился и, дёрнувшись раза три — четыре, вскрикнул, замычал, уткнулся в шею Джейн и замер, истекая. А она, дрожа мелкой дрожью, всхлипывала и хрипло постанывала, впитывая и впитывая в себя его страсть, будто и вправду выпивая. И когда он вышел из неё, обессиленно повалившись рядом, из неё ещё минуту или две наплывами истекала мутно — белесая жидкость, с которой смешалось его семя.

«Так не бывает, — думал он, лёжа рядом с ней, в полуспущенных джинсах, из кармана которых вывалился телефон. — Нереально. Из меня, наверно, полстакана вылилось… Но какой кайф, а!.. И первый раз — текло и текло… И я готов залезть на неё ещё раз… Она ничего мне не подмешала вчера?.. Что происходит вообще?!»

— А как открывается эта дверь? — спросил он, едва ворочая языком от усталой опустошенности.

— Снаружи, — сипло — прерывисто прошептала она, ещё, кажется, оргазмируя.

Он взял её руку, поднес кисть к глазам.

Ха — ха!.. Никакого кольца у неё на пальце не было.

2

— Ты… ты не хочешь пойти в ванную? — спросил он, зайдя после душа в спальню, где она сидела на кровати по — турецки, голая, отрешенно глядя на туалетный столик.

— Зачем? — спросила она без всякого выражения.

— Ну-у… я… после секса принято… особенно дамы…

Она перевела глаза на него.

«Только не это! — подумал он, уловив в её взгляде знакомую заинтересованность. — Я же умру».

— А где твоё кольцо? — спросил он, пытаясь отвлечь её от ненужной задумчивости.

— Кольцо? — растопырив пальцы, она посмотрела на свои руки.

— Ну да, кольцо, — и он продемонстрировал ей то, что было надето на пальце у него.

— Кольцо, — повторила она и откинулась назад.

Когда она легла, вытянувшись, он внутренне сжался, ожидая знакомой фразы, но она закрыла глаза и, кажется, задремала.

Что — то было странное в её теле, что — то, чего он не заметил раньше. А может быть, раньше ничего и не было. Под грудями, там, где заканчиваются ребра, даже особо не присматриваясь, можно было различить две припухлости — две шишечки, будто под кожей расположились мячики для пинг — понга. Пробежав взглядом по её телу вниз, он заметил две точно таких же припухлости на бедрах, чуть выше коленей. Что это? Сальники? Да нет, пожалуй, слишком крупные, да и не может эта гадость располагаться так симметрично.

«Во что ты вляпался, чувак? — обратился он к себе, впервые за этот день почувствовав укол страха — настоящего страха, а не озадаченной растерянности. — А ведь ты точно во что — то вляпался… Какие мысли, старик?»

Никаких мыслей у него не было. Он вообще не чувствовал ничего, кроме дикой усталости, опустошённости и вот этих первых позывов тихого ужаса. Да ещё полусонного желания вырваться из этого дома, хотя бы и пробив головой стену.

Убедившись, что она спит, он тихонько вышел из спальни, прикрыл за собой дверь. Прошел к входной двери, на ходу подобрав телефон, и тщательно осмотрел её. Дверь деревянная, явно толстая, массивная, на прочных кованых петлях и пригнана так плотно, что любые мысли о взломе отпадают сразу. Он на всякий случай ударился в неё плечом, поднажал… Если кто — нибудь и мог бы попытаться её взломать, то разве что этот русский, Кинг — Конг, Человек — Гора с его кувалдой…