Лют - Дженнифер Торн Страница 40

Я в шоке. Буквально. Видит бог, чтобы довести меня до истерики, сейчас достаточно любой мелочи, однако Джо никогда раньше так со мной не разговаривала. Я вижу, как она старается совладать с гневом, мысленно преобразует его в нечто более удобоваримое, но вряд ли меня это смягчит. Я тоже в бешенстве.

От негодования мне хочется кричать – на этот остров за его выходки, на всех этих людей за то, что они, как последние идиоты, тысячелетиями мирятся с судьбой, просто принимают удар и ждут от меня того же. Я зла на Джо. Мой черед, утверждает она. По обстоятельствам.

Бесит, что я здесь определенно слабее всех. Бесят мать и сестра, сделавшие меня такой, бесит Хью, который предоставил мне в одиночку разбираться с этим, но сильнее всего меня тошнит, до смерти тошнит от себя самой, от моего собственного страха и пассивности. Чтото во мне сегодня непременно умрет.

– Прости, – с закрытыми глазами говорит Джо. Произнести это, глядя мне в лицо, она не может.

– Ты права. – Я скрещиваю руки на груди, сжимаю их до боли.

– Я виню тебя в том, что от тебя не зависит. Правда в том, что это его обязанность. Такова традиция. Сегодня он должен делать много всего.

Я тоже могу. Я способна на большее.

Снова смотрю вверх, на окно. Хью в нем больше не маячит, но это, разумеется, не означает, что он уже спускается к выходу. Представляю его сидящим в кожаном кресле – костяшки пальцев, стискивающие металлические заклепки в подлокотниках, побелели от напряжения. Может быть, на коленях у него та самая шкатулка со старыми фотографиями и он занят тем же, чем с утра – Мэтью: вглядывается в лица призраков.

– Я с ним поговорю, – обещаю я. – Даже если он сам откажется выходить, попрошу дать мне какую-нибудь памятку, сценарий, знакомый ему по…

Джо перебивает меня дребезжащим смехом:

Скорее, кончится тем, что он отговорит тебя, и что тогда прикажешь нам делать? Каким бы обидным ни выглядел мой образ, нарисованный Джо, она вновь права. Стоит мне подняться в кабинет, и Хью сделает все возможное, чтобы меня не выпустить. А я и сама не знаю, найду ли силы противостоять ему.

Парадная дверь открыта нараспашку. Слышу, как часы в холле отбивают половину. До окончания Дня «Д» еще так долго, а мертвы всего четверо. Всего четверо. Боже, что я говорю.

Джо машет кому-то за моей спиной. Обернувшись, вижу Мэтью – он стоит на гравийной подъездной дорожке, ни на волосок не пересекая зеленую лужайку. Судя по виду, на ногах он держится исключительно силой воли.

– Мэтью может тебя проводить, помочь с подбором верных слов, – говорит Джо. – У него хорошо получается.

Кошусь на нее с подозрением.

– Это какой-то другой Мэтью, которого я не знаю?

– Ну, когда необходимо, – вздохнув, поправляется Джо. – Поторопись; ты же не хочешь, чтобы Смиты случайно шли мимо и все узнали сами.

В компании Джо возвращаюсь к двери, ведущей на кухню, и в щелочку смотрю на Чарли – он сидит, подперев голову руками, и глядит на солнечные блики, пляшущие на деревянной столешнице. Эмма отковыривает с подложки наклейки и аккуратно нацепляет их на липкие кудряшки. Она прихлебывает апельсиновый сок из пластикового стаканчика, по подбородку течет оранжевая струйка, и мне хочется зайти и вытереть личико дочери, но тогда я вообще не смогу покинуть дом.

– Я буду защищать их ценой собственной жизни. – На моей памяти еще никто не произносил эту фразу с таким жаром, как Джо. – Сама знаешь, это правда.

– Знаю. – Я пячусь, дети скрываются из виду, а кухонная дверь на моих глазах становится меньше. О господи. Нет, не могу.

Чертыхаюсь, дышу, снова чертыхаюсь, сердце колотится как сумасшедшее. Возможно, я видела их в последний раз. То, что я делаю, противоречит всякой логике, даже родительской. Представить не могу, что я расстанусь со своими детьми или потеряю их. Глаза наполняются слезами, но страх утихает. Разум просто не допускает подобной мысли.

И вообразить нельзя, через что придется пройти родителям Эйвери, через что их заставлю пройти я. Им понадобится тот, кто пережил подобное и способен понять. В этом смысле хорошо, что Мэтью будет со мной.

– Он чешет затылок, глядя, как я пересекаю лужайку. Когда подхожу ближе, кивком указывает на дом: Выходит, он это на вас переложил.

– Я сама вызвалась.

Мы шагаем по дорожке на расстоянии нескольких ярдов. Или метров, какая разница. Обхватываю себя руками, ежась от морского бриза, но в то же время глубоко втягиваю его ноздрями. Мое восприятие невероятно обострено. Все вокруг очень четкое, яркое, переливающееся.

– Вам не обязательно меня сопровождать, дорогу я знаю.

– Хотите пойти одна?

Вопрос сложнее, чем кажется.

– Нет, – после паузы отвечаю я.

Мы сворачиваем на пустынную деревенскую улочку, под подошвами хрустят мелкие камушки. Паб закрыт, внутри, кажется, пусто. Однотипные домики, выстроившиеся в ряд, погружены в сумрак и безмолвие. Такое ощущение, что люди за стенами либо прячутся от Дня «Д», либо, наоборот, приготовились к нему и ждут неизбежного. На улице никого, только мы с Мэтью, и я это чувствую. Нарушить молчание между нами – все равно что взяться мешать бетон.

– Как сказать им об этом?

Они все поймут, когда увидят вас. – Голос у Мэтью какой-то осипший. Может, дымом надышался на пожаре? Надо бы попросить Джо сделать ему чашку чая с медом, когда мы вернемся.

– Подробности не упоминайте, говорите простыми словами. Побудьте рядом, пока сказанное вами до них дойдет. Вы почувствуете, когда пора уходить.

Сомневаюсь. Я давно уже перестала доверять собственной интуиции.

Оставив деревню позади, мы направляемся на юг, пересекаем небольшую вересковую пустошь и выходим к кучке прибрежных домов. За их черепичными крышами в лучах солнца сверкает море. В отдалении справа я различаю три фигуры. По коротким светлым волосам Дженни Пайк я даже на расстоянии узнаю всех трех женщин: Дженни, Венди, Лиз. Я думала, что они на Суннане, а они, оказывается, на Люте и с этого острова смотрят на тот. С берега можно расслышать голоса, доносящиеся с Суннана. Для этого, правда, нужно как следует напрячь слух. Звонко перекрикиваются дети, их окликает кто-то из учителей.

Жаль, что я не сошлась с ними ближе – с местными мамочками. Конечно, поначалу я здесь никого не знала, однако мне все же стоило приложить больше усилий,