Марина Дяченко - Петля дорог Страница 40

Ты этого хотел, Анджей.

Ирена стиснула зубы и обняла адвоката за шею. Прикосновение оказалось странно приятным — кожа у вампира была гладкая, прохладная, будто тонко отшлифованное дерево.

— Ян… не тяните.

— Ирена…

Теперь он играл на ней, как на инструменте. Пусть чуть расстроенном, хрипловатом, все еще непокорном — но играл умело и вдохновенно, и, возможно, с минуты на минуту ждал настоящего, чистого, «концертного» звучания…

— Ирена… сейчас. Вы чудо… Вы еще напишете о любви… Будьте со мной, не надо прятать душу…

— Ян, пожалуйста!..

Ее решимость таяла.

— Не надо прятать душу, я ведь не прячу свою… Будьте со мной — искренне, с радостью, это так много зна…

Боль от спазма была внезапной и всеразрушающей. Ирена едва сдержалась, чтобы на взвыть.

— Тихо, тихо… Ирена!!

Ей показалось, что все ее тело сейчас вывернется наизнанку, будто чулок. Онемели, потеряли чувствительность руки. Судорожно растопырились пальцы; в следующую секунду в бок воткнулась игла, она поняла это мгновение спустя, когда судорога уже отпустила…

И все-таки предусмотрительные ей попадаются мужчины. Один ложился в постель с пистолетом, другой — с булавкой на случай спазма у чрезмерно нервной партнерши…

— Ирена, ничего страшного, — вампир тяжело дышал.

— Извините, Ян.

— Не за что извиняться… Дать воды?

— Извините, Ян…

— Я сам виноват. Возможно, я захотел слишком многого…

В голосе его не было ни раздражения, ни упрека. Просто усталое сожаление.

Однажды летом — Ирена уже не помнила толком, в каком году — они оказались на пышном и модном курорте, из тех, которых Анджей обычно терпеть не мог, а она тайком любила. Впрочем, именно тем летом ее любовь к «ривьере» будто ножом отрезало. Навсегда.

В соседнем коттедже обретался известный кинорежиссер — стареющий, неотразимо обаятельный, спортсмен и эрудит; Ирена с удовольствием болтала с ним обо всем на свете — и в основном о том, что принято считать искусством. Режиссер был оригинален в суждениях, умен, да просто талантлив. Кроме того, он великолепно плавал, ловил крабов и с удовольствием пугал отдыхающих, время от времени подныривая под лодки и понтоны…

Ирена любила заплывать далеко за буйки. Оттуда открывался великолепный вид на бухту, а кроме того, именно за буйками начиналось настоящее море, безлюдное и свободное. В одиночку заплывать она боялась, а муж далеко не всегда соглашался составить ей компанию; в тот знаменательный день Анджей отказался снова. Он был страшно занят в тот день: сидел на песке, накинув на плечи клетчатую рубашку, и возводил домики из ракушек. Малышня со всего пляжа вертелась рядом, завороженная зодческим искусством взрослого дяди; дядя, впрочем, не видел не любопытных детишек, ни их заинтригованных мам, ни, между прочим, собственной жены…

Потому Ирена так обрадовалась, когда режиссер предложил ей вместе сплавать далеко в море.

Вслед увязалась целая компания — две пожилые дамы, интеллигентная семейная пара да еще юная почитательница; всех их, разумеется, интересовало не море и не Ирена, а исключительно общество известного режиссера. К сожалению, почитателям заплыв оказался не под силу: попутчики отставали один за другим, испуганно поворачивали к берегу, вскоре Ирена и режиссер остались вдвоем.

Они плыли и беседовали. Разумеется, об искусстве. О богемных сплетнях, о новостях кино и театра, о красотах бухты и моря; режиссер восхищался Ирениным стилем плавания, стилем жизни и вообще — стилем…

А потом, рассуждая о совершенно отстраненных материях, подплыл к ней вплотную. И жилистыми загорелыми ногами обхватил ее бедра, и она поняла вдруг, что всей одежды на ней — две полоски мокрого эластика…

Ей очень не хотелось обижать режиссера. Ей не хотелось ставить его в глупое положение — но он плавал быстрее, чем она, а попытки высвободиться принимал за кокетство. Непонятно, что случилось с чутьем умного, в общем-то, человека — возможно, одуряюще подействовало море, или солнце, или слава к тому времени совсем размягчила ему мозги…

Ирена принялась вырываться всерьез. До берега было километра два, и ветер, поднявшийся с утра, все усиливался. Режиссер почувствовал себя оскорбленным — и лез теперь уже напролом…

— Да перестаньте же!..

Волна, ударившая ее в лицо, загнала слова обратно — вместе с глотком соленой воды. Она закашлялась; режиссер кинулся теперь уже ей на помощь — но она с отвращением оттолкнула его, захлебнулась снова…

Неизвестно, чем бы кончился заплыв — но в этот самый момент ей почудилось, что от берега мчится, разрезая волну, глиссер на подводных крыльях. Во всяком случае зрелище было феерическое; спустя полминуты выяснилось, что это всего лишь Анджей Кромар, плывущий любительским кролем.

Анджей кинулся на режиссера и взялся топить его — сосредоточенно, страшно, со знанием дела. Режиссер булькал, лупил конечностями по воде, выныривал и снова погружался, не в силах сбросить с горла воротник из цепких пальцев Анджея; свидетелями казни были грязные желтолапые чайки, да еще Ирена, в меру сил сражающаяся с волной.

Потом она захлебнулась окончательно — и вскоре увидела высоко над головой отдаляющуюся водную поверхность…

Она пришла в себя на берегу. Под животом у нее было твердое колено Анджея — он вытряхивал из нее воду, будто из бутылки. Вокруг толпились возбужденные курортники, и на многих лицах было написано осуждение: вот что значит плавать за буйки!..

Коттедж по соседству опустел. Целых два дня Ирена дрожала и плакала, в полной уверенности, что волна вот-вот выбросит на берег мокрый режиссерский труп.

А потом мельком увидела «утопленника» в каком-то кафе — тот поспешно ретировался, сделав вид, что не знает ее. И вскоре после этого покинул курорт…

Они с Анджеем не говорили о том случае. Ни сразу же, ни потом; согласно молчаливой договоренности принято было считать, что того случая не было вовсе…

Но модные курорты Ирена с тех пор разлюбила.

Утром она не стала подниматься с постели. Ей мерещились участливые взгляды управляющего Сита: «Типа, ничего не вышло? Ай-яй.» И несмелый, вечно удрученный Трош: «И это тоже искупление». А Ник… Ник. «Современная медицина легко преодолевает подобные проблемы… Следующую попытку проведем под наблюдением лечащего врача…»

В дверь постучали. Ирена судорожно натянула одеяло — свой единственный щит.

«Современная медицина» явилась в сопровождении столика на колесах. В комнате запахло завтраком; ни слова не говоря, Ник подкатил свою тележку к Ирениной постели и уселся рядом на табуретку.