Антон Вильгоцкий - ЛАВКА УЖАСОВ Страница 40

Нет, совершенно не представляю. Сколько месяцев прошло? Четыре. За это время я сам прочел сто двадцать книг. Я, знаете ли, взял себе за правило читать не меньше тридцати в месяц. Как-то не верится, что у Розанова еще более жесткий график. Неужто желающих издаваться в «Империале» так много, что бедный Петя не успевает своевременно разбирать свежие поступления. Нет, братцы, дело совсем не в этом… Лень и безразличие ко всему в России свойственны не только сторожам и дворникам. И с этим ничего не поделаешь.

К чести Петра будет сказано, он не шваркнул трубкой об аппарат в самом начале моей пламенной тирады. Внимательно выслушал все до последнего слова, после чего принес извинения за проволочку и клятвенно пообещал, что разберется с нашим делом в течение ближайших нескольких недель.

Непробиваемый сукин сын. Избить бы мразь, да нельзя - в этом случае я потеряю разом все шансы на публикацию.

Господи, ну и устал же я за эти две недели! Тоскливое ожидание было более напряженным, чем грубый физический труд (через него я тоже прошел в свое время, так что сравнивать есть, с чем). Помнится, было у меня в одном из ранних стихотворений:

Я расслабляюсь, но я напряжен.Малюю кровью кресты на теле.Я поднимаюсь, но слишком тяжел.Я не при деле и на пределе.

Вот-вот, именно так. Отсутствие стоящего занятия напрочь убивает во мне всякое желание жить. Стихосложение - занятие неплохое, но это ведь - то, что всегда со мной, а нужно дело, которое помогло бы мне почувствовать себя частью этого мира, полноправным участником общественной жизни. Тусовка иногда тоже в этом помогает, так что завтра я, пожалуй, вернусь ненадолго к своим хмельным эскападам.

Еще мне нужна женщина. Вся нервозность последних дней может быть вызвана длительным половым воздержанием.

Нет, все же это было крайне неосмотрительно с моей стороны… Пуститься в загул, не имея возможности восполнить финансовые затраты. Я изрядно обеднел за эту неделю. Оставшихся денег хватит в лучшем случае на пару месяцев, так что надо будет еще раз нажать на Розанова, в противном случае я рискую оказаться на улице.

А это для меня совершенно непереносимо. Был ведь уже период, когда я, не имея крыши над головой, скитался по теплотрассам, панковским сквотам и бандитским притонам (при этом исправно посещая университет). Чуть не загнулся тогда от одной только мысли, что другая жизнь мне уже не светит.

Последняя запись в дневнике сделана в прошлый вторник, значит, я усвистел в страну Бахуса ровно на неделю. О том, где я был и что делал все это время, имею крайне смутное представление. Помню только, что в первый вечер я поехал в «О.Г.И.» и пил там в компании трех девушек - кажется, студенток театрального института.

Одна из них согласилась поехать ко мне домой… да, вот они, ее колготки, валяются под столом. Или это чьи-то еще?

А дальше - разноцветная мешанина бутылок, рюмок, стаканов, и чего в них только не было! Хлопанье обшарпанных дверей, сквозняки, случайные собутыльники на Манежной площади в четвертом часу утра. Дряблая задница какой-то немолодой дамы.

Чьи-то лица, смачно хрустящие под ударами моих ног. И что-то красное носится в воздухе, пытаясь меня схватить. Стоп, кажется, в субботу я продрал еще и какую-то брюнетку с татуировками по всему телу. Девчонка ничего не пила, но вела себя так, словно в нее закачали литра четыре. Прости меня, Марина. Наклюкался твой Жорик, как последняя свинья.

Ба, да я ведь могу написать неплохую статью про свой алкогольный вояж. Мода на маргинальность в Москве еще не прошла, и соответствующих изданий навалом.

Застопорилась литературная карьера - побуду покамест журналистом. Опять-таки, своя среда, бумажная. Да и заработок реальный, а мне сейчас денежки нужны. Это еще неделю назад, до того, как я тормоза отпустил, можно было спокойно жить, аккуратно расходуя имеющиеся в наличии средства. То время ушло навсегда.

Финансовый кризис навис надо мной зловещей тенью, и если я не хочу банальной голодной смерти (а я никоим образом ее не хочу), то стоит уже сейчас принять какие-то меры. Раз так, чего же я жду? Вперед! За дело! Итак: «Устав однажды от почти безвылазного пребывания дома, ваш покорный слуга решил немного расслабиться…».

Статью накатал быстро, за три часа. Еще три сраных часа впустую…

Второй день пытаюсь пристроить свою халтуру. Нет, в качестве текста я нисколько не сомневаюсь, но все равно это халтура, - я ведь поэт, как-никак, и не пристало мне шлюшествовать в пограничных областях. Люди за порогами тоже это почувствовали. Им мой текст понравился куда больше, чем мне самому. Но вот принять его в работу не захотел никто.

«Видите ли, Георгий, наше издание имеет устоявшийся формат, выходить за рамки которого мы не можем. Читатели этого не поймут».

Рамки. Всюду рамки. Зачем, несчастные глупцы, вы сами себя загоняете в рамки?

Вам что, мало тех, кто делает это с вами, не спрашивая разрешения?

Теперь я знаю, что их основная задача - все вокруг упростить и ограничить. А тем, кто против - выколоть глаза, оторвать руки и зашить рты.

Бизнес. Слепое пожирание денег. Ведь слепы на самом деле все.

При условии, что мир будет оставаться таким, каков он есть, мне до конца дней своих некуда будет приткнуться. Я видел и слышал достаточно, чтобы знать это наверняка.

Сижу дома. Пью чай. Слушаю музыку. Только что изорвал в клочки свою писанину. Не знаю, что делать дальше. Хочется плакать, но это ведь недостойно меня. Некстати вспомнился Краснодар. И Марина. А вот и слезы, сами брызнули, не спросясь. Буквы расплываются безумными сколопендрами, но я продолжаю писать. Ведь это - мое право, мое призвание, моя жизнь…

Господи…

Двадцать пять дней прошло. Ничего не происходит. Абсолютно ничего.

Я человек.

Я очень-очень хочу жить.

Я просто люблю это.

Ха-ха-ха-ха!

Сегодня это пришло ко мне. У несшегося по Тверской «Мерседеса» слетел с колеса диск, выкатился на тротуар и, забренчав, упал прямо у моих ног. К моменту, когда осколок роскошной жизни закончил свое вращение, я уже все знал.

Все!

Лимон. Кровь на моих ладонях. Звезды, мерцающие на дне колодца. Сердце, насаженное на авторучку. Лимон. Дверь, открываясь, скрипит слишком громко. Надо бы смазать петли. Я даже представить себе не мог…

Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!

Теперь в моем левом ухе не одна сережка, а пятьдесят. Второе унизано кольцами и булавками чуток пореже - не рассчитал, извините. Кровь на страницах - оттуда, из ушей. До сих пор сочится и капает, а за ночь всю подушку изгваздала. Боли я не чувствую, но это, должно быть, от передоза. Боль, она ведь как наслаждение - хапанешь сверх меры и либо отбрасываешь коньки, либо вовсе перестаешь замечать.