Черная изба - Анна Лунёва Страница 41

Серый свет еле брезжил сквозь ресницы. Наверное, еще рано. Катя потянулась за телефоном, который ночью оставила на подлокотнике. Почти на нуле, и зарядника-то с собой нет… Ого, уже полтретьего? А мама так и не позвонила.

За окном по небу неслись черно-серые тучи. Пока она лежала, потягиваясь и отходя ото сна, по подоконнику застучал дождь. Голова раскалывалась – как всегда, когда проспишь намного дольше положенного. Нестерпимо хотелось в туалет, в животе опять урчало от голода. Катя еле сползла с дивана и пошла в ванную.

После душа, кое-как промыв волосы остатками бабушкиного аптечного шампуня, она завернулась в простыню и поплелась на кухню. Голова все еще была тяжелая. Катя неспешно завтракала дошираком, сосисками и пирожным, стараясь оттянуть момент, когда нужно будет все-таки позвонить маме. Уж конечно, ее звонку мама не обрадуется и беляши лепить не побежит. Наоборот, начнет ворчать, что дочь не ночевала дома, не сходила в магазин, не впряглась сразу, как приехала, в лямку бесконечного лоскутного ремонта, все-таки затеянного мамой, и возни с Максом. И сегодня опять собирается вечером уйти. Можно было бы вообще не появляться дома, но там вещи. Нельзя же второй день ходить в том, в чем потела вчера. И куртка рваная, а погода испортилась. Может, тут остались какие-нибудь бабушкины иголки и нитки? Хоть не зря мучилась на хирургии со швами – куртку зашить в сто раз легче, чем сдать Крысе зачет.

Интересно, на смене мать сегодня или дома? Все-таки придется звонить. Но сначала поискать нитки.

Катя плотнее завернулась в простыню, бросила в мусорку упаковку от лапши и побрела в комнату. В коридоре нагнулась подобрать с пола ветровку – и услышала, как в замке заскрежетал ключ.

Мама? Но почему не позвонила? Катя схватила в охапку груду одежды, в беспорядке лежавшую в прихожей, и бросила ее на диван. Дверь открылась, и она увидела незнакомого мужчину в черной кожаной куртке, который ошарашенно на нее уставился. За его плечом стояли еще двое, мужчина и женщина. Воры?!

– Добрый день, – поздоровался мужчина. – А вы кто?

– Я… – Катя растерялась. – Это вы кто и откуда у вас ключ? Я хозяйка этой квартиры!

Она обхватила себя руками за голые плечи и выпятила подбородок, чтобы казаться увереннее.

– Я – Андрей, риелтор, – смутившись, сказал мужчина и отступил на шаг. – Должно быть, произошла…

– Нет-нет. – Растолкав незнакомцев, на пороге появилась мама. – Господи, Катерина! Иди оденься, тут люди пришли квартиру смотреть!

– Мам, но это же моя квартира! – Катя тоже была возмущена.

– Твоя, твоя, – устало сказала мама, вздыхая. – Но ты же в Новосибирске живешь, в общежитии, так? И что теперь, квартира два года простаивать должна? Иди, иди, штаны хоть надень, перед людьми неудобно. Проходите, пожалуйста, – обратилась она к риелтору Андрею и его спутникам. – Вот здесь у нас кухня, очень светлая…

Катя сгребла с дивана вещи и закрылась в ванной. Быстро оделась, морщась от необходимости натягивать вчерашнее белье, присела на край ванны и прислушалась.

– Диван можно поменять, – объясняла мама, – он, конечно, старый. Если решите покупать новый, то вычтем его из арендной платы. Окна…

Катя, не в силах этого вынести, выскочила из ванной и начала натягивать кроссовки.

– Кать, дома беляши остались. – Мама вышла в коридор. – Там только тебе. Откуда дырка-то такая на ветровке? Ох, Катерина… Подростки! – Она театрально развела руками, и риелтор Андрей угодливо улыбнулся. Катя почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она выскочила в подъезд, когда ее остановил мамин окрик:

– Катя, ключи оставь!

Катя, с трудом сдерживая злые слезы, отцепила бабушкины ключи от связки и сунула в протянутую мамину ладонь.

– Не сердись, Катюш, – примирительно прошептала мама, приобнимая ее за плечо. – Деньги не лишние, я тебе в колледж хоть побольше присылать смогу. И приоденем тебя немного, вон как пообносилась. Катька ты моя, Катеринка, воробышек нахохленный…

Катя, дернув плечом, вырвалась из теплых маминых рук и побежала вниз по лестнице.

Дома она пробыла ровно столько, сколько нужно, чтобы бросить одежду в стирку, натянуть чистое и расчесаться. Беляши горкой лежали на кухонном столе, накрытые полотенцем, но Катя к ним не притронулась. Не хватало еще задержаться до прихода матери и выслушивать, как удачно она сдала квартиру, – а Катя-то думала, что у нее наконец появилось что-то свое, не пополам с мамой, не общее с соседками. Место, где можно выйти голой из душа, включить громко музыку, съесть что захочется, а не то, что приготовила мама или вскладчину сварганили на Викиной электроплитке… Ветровку тоже лучше оставить на потом – ну и что, что дождь, можно и худи надеть, не сахарная.

Она перетряхнула вещи. В карман джинсов телефон не влезет, надо брать сумку. Но в ней конспекты, теперь их даже выложить некуда: стол в их с матерью комнате закидан ожидающей глажки одеждой. Катя вытащила подаренный Леночкой рюкзак, посмотрела на него прищурившись, а потом решительно содрала магазинную упаковку, перекусила пластиковую веревочку ярлыка и сунула внутрь, в шелковистые складки, кошелек и мобильник.

На улице тем временем потеплело. Дождь прибил пыль к земле, тучи разошлись, выглянуло солнце – и над тополиными макушками встала высокая двойная радуга. Катя сняла толстовку, затолкала в рюкзак и закинула его на одно плечо. Ноги сами несли ее вчерашним маршрутом: через дворы, мимо аптеки и за поворот, на бульвар.

На вчерашней скамейке теперь тусовались какие-то ярко одетые молодые люди. Катя издалека услышала бряцание гитары и высокий мужской голос, исполняющий «Машину времени». Мимо шли люди – вечерний пятничный народ: молодые пары с колясками, гуляющие пенсионеры, стайки подростков. От компании на скамейке иногда отделялась невысокая девушка в черном, в дурашливо сидящей на длинных ярко-фиолетовых волосах фетровой шляпе. Она снимала шляпу, переворачивала ее и с невинным лицом протягивала прохожим. Многие отмахивались, но были и такие, кто останавливался и начинал рыться в карманах в поисках мелочи. Катя тоже машинально захлопала себя по бедрам, забыв, что наличные остались в кармане злополучной ветровки, но, когда она поравнялась со скамейкой, девушка со шляпой неожиданно окликнула ее:

– Кать! Чернова, ты, что ли? Не узнаешь?

Катя пригляделась. Из-под волнистых фиолетовых прядей на нее смотрело знакомое круглое лицо Юльки Десяткиной, бывшей одноклассницы. В их одиннадцатом «Б» она была самой мелкой и неприметной, училась через пень-колоду, все время читала под партой какую-то фантастику. Кто бы мог подумать, что цветные волосы и густой макияж могут так изменить человека? Она неуверенно поздоровалась. Кто знает, как говорить с этой новой Юлей? В школе она ее почти не замечала, дружила только с Иркой, а с другими девочками они ходили по параллельным орбитам.

Зато Юля не стеснялась:

– Ты откуда? Спешишь? Давай к нам!

Катя опешила, но бывшая одноклассница уже тащила ее за руку к скамейке.

– Народ, это Катя, из моей школы, она в Новосибе в консерватории учится, прикиньте?

– Круто! – Один из парней окинул Катю уважительным взглядом и поднялся, уступая ей место на скамейке. Высокий, широкоплечий, в кожанке, по плечам рассыпаны светлые длинные волосы. И как теперь рассказать о провале на вступительных и ветеринарном колледже? Катя животом чувствовала, что в этой компании такая история не зайдет.

– Ты такой джентльмен сегодня, Ветер! – съехидничала Юля, мостясь рядом. Певец, другой патлатый парень в черной футболке с замысловатым плетеным орнаментом на пузе, временно смолк, и шляпа была не нужна. Юля нахлобучила ее на голову Ветру, который уселся возле скамейки на бордюр и вытянул длинные ноги в светлых джинсах поперек тротуара.

– Чего на землю сел, жопу простудишь!

– Ничего, я закаленный. – Ветер вдруг поймал Катин взгляд и подмигнул ей. Глаза у него были голубые, а ресницы – густые и темные. – Эй, Коршун, чего заглох? Шоу маст гоу он!

Коршун снова ударил по струнам и нарочито фальшиво проорал припев бессмертного хита «Квинов». Все начали подтягивать, так же фальшиво и вразнобой. Катя неожиданно обнаружила, что тоже подпевает, подставляя лицо вечернему солнышку.

– А дайте-ка инструмент профессионалу! – вдруг воскликнула Юля. Катя сперва не поняла, о чем это она, но тут ей в руки ткнулся гитарный гриф.

– Юль, не могу. – Она покраснела, отталкивая его. – Я… У меня… Я не на гитаре…

– Да ты же еще в школе играла! – удивилась Юлька. – На Восьмое марта, на выпускной…

– Я… я простыла! – почти крикнула Катя, вжимаясь в скамейку. – Горло болит, не могу!

– Ладно, Волчонок, не привязывайся, не видишь, стесняется человек, – добродушно произнес парень по имени Ветер и потянулся