Евгения Грановская - Никто не придет Страница 41

– А ты? Разве ты не представитель власти?

– Я не…

– Готово! – воскликнула Лара и отпрянула от стола, давая мужу насладиться сложенным пасьянсом.

– Ты победила, – выдохнул Игорь Силович. И добавил с улыбкой: – Впрочем, как всегда. Я не знаю никого, кто бы мог сравниться с тобой в этом деле.

Лара что-то прощебетала в ответ, старики засмеялись, потом она поднялась из-за стола, сообщила, что страшно устала, после чего пожелала всем спокойной ночи и отправилась спать.

Как только она ушла, Игорь Силович повернулся к Маше и спросил:

– Вы, кажется, курите?

– Да, – ответила она.

– Угостите сигаретой?

– Я думала, врачи не курят, – улыбнулась Маша.

– У врачей ничуть не меньше дурных привычек, чем у обычных людей, – мягко проговорил Тихонов. – Я редко курю, практически никогда. Но порой очень хочется. Слаб человек, слаб.

Маша достала из сумочки пачку «Ричмонда» и протянула доктору. Тихонов вытащил одну коричневую сигаретку, сунул ее в морщинистый уголок своего рта.

– Вы не против, если мы пройдем на террасу? – произнес он затем.

– Нет, конечно. Идемте!

Маша положила блокнот в сумку и поднялась с кресла.

Прежде чем выйти на террасу, они накинули на себя верхнюю одежду. На улице было темно и ветрено. С водохранилища тянуло едва ощутимым запахом водорослей. К этому запаху примешивались более тонкие запахи листвы и хвои.

– У нас весьма специфический поселок, но вас это не должно удивлять, – сказал Тихонов, поглядывая на тусклые уличные фонари. – Мы, по большому счету, отрезаны от мира. Но нам это нравится.

– Нравится?

Он кивнул:

– Да. Мы к этому привыкли. Мы стали самодостаточными, как Америка.

– Приму к сведению, – улыбнулась Маша.

Они немного покурили молча.

– Какие у вас планы на завтра? – осведомился доктор. – Уедете из поселка?

– Сперва хочу побродить по окрестностям.

Он посмотрел на нее с легким удивлением. Потом доброжелательно проговорил:

– Что ж, надеюсь, прогулка будет удачной. В любом случае, какими бы ни были ваши планы, наш дом в вашем полном распоряжении. Может, даже поживете тут месяцок.

— Это вряд ли.

– Ну, чем черт не шутит, – улыбнулся доктор Тихонов. Он передернул плечами и бросил окурок в мокрую траву под террасой. – Спасибо за сигарету. Теперь пойду погреюсь, мои старые кости не выносят ветра и холода.

– Я с вами.

Маша поступила со своим окурком так же варварски, как доктор со своим, и вошла вместе с Тихоновым в дом.

…Через полчаса старики легли спать и дом затих. Маша перебралась из кухни в свою комнатку, расположилась в маленьком кресле и положила на колени блокнот.

Снаружи завывал ветер. Он дул с севера и нес в поселок зиму. От этого завывания Маше было не по себе.

Ей предстояло объединить все услышанное за день в одну историю. Собрать частички мозаики так, чтобы получился отчетливый рисунок. Ну, или хотя бы набросок такого рисунка.

Итак, девушка по имени Илона Сафронова выходит замуж, но по несчастному стечению обстоятельств гибнет в тот же день, упав с утеса в воду.

Судя по свадебной фотографии, Илона знала или догадывалась, что это последний день в ее жизни. Слишком уж откровенным ужасом веет от ее глаз, лица, искаженных губ. А сломанный цветок у нее в руке – это откровенный призыв о помощи.

Но знала о предстоящей смерти не только она. Гости (а некоторых из них Маша встречала сегодня на улицах города) тоже были в курсе.

Все ждали ее смерти – это несомненно. Как несомненно и то, что никто из них в этом Маше не признается. По какой причине не признается, вот в чем вопрос?

Причина должна быть очень веская. Первое, что приходило в голову, это сговор.

Маша принялась чертить в блокноте схемки.

Следующий факт – совпадающие даты смерти на многих надгробиях. Тысяча девятьсот девяносто пятый год, сентябрь. В тот же месяц того же года погибла племянница бизнесмена Рутберга – пятнадцатилетняя Кира Рутберг. В тот же месяц того же года началось наполнение НПО местного водохранилища до проектной отметки, хотя до этого проект считался замороженным.

Теперь нужно связать все эти факты воедино. Но как это сделать?

Маша достала из сумки пачку сигарет и зажигалку. Потом, держа сигарету в руке, откинулась на спинку кресла и глубоко задумалась.

Лишь через пять минут она вышла из задумчивости, поднялась с кресла, набросила плащ и прошла на террасу. Выщелкнув из зажигалки огонь, она прикурила от пляшущего на ветру язычка пламени и оглядела спящий поселок.

Где же Стас? На улице давно стемнело, а его все нет. Вероятно, он пытается вернуть себе машину. Ох, не наделал бы глупостей. Впрочем, Стас Данилов – парень сообразительный и ловкий. Он только на вид раздолбай, но при желании умеет быть собранным и действовать четко и продуманно.

Любимова выпустила в черный воздух облачко белесого дыма и рассеянным взглядом оглядела небольшой внутренний двор. Еще днем она приметила небольшой кирпичный сарайчик, очень аккуратный. К нему от главного входа была проложена бетонная дорожка.

Маша курила, размышляя о разных вещах, но взгляд ее то и дело возвращался к сарайчику. Само собой. И, глядя на него, Любимова чувствовала в душе какое-то неуютство или даже беспокойство.

Не отдавая себе полного отчета в своих действиях и положившись в основном на интуицию, Маша вернулась в комнату, порылась в сумке и нашла то, что искала – маленький светодиодный фонарик, который она всегда носила с собой. Затем достала кое-что еще, вещицу, подаренную ей когда-то Стасом Даниловым, и положила ее в карман кофты.

Потом она снова вышла на террасу, беззвучно прошла до лестницы, спустилась вниз и направилась к сарайчику. Мозг ее продолжал лихорадочно работать, сопоставляя факты и догадки, даже когда она дергала за холодную металлическую ручку двери.

Сарайчик оказался закрыт. Маша ожидала этого. Она достала из кармана подарок Стаса. Это была универсальная отмычка, вещь довольно сложная и требующая умелого обращения. Слава богу, Маша умела ею пользоваться (опять же благодаря навязчивым и веселым урокам Стаса).

На то, чтобы открыть замок, Маше понадобилось около минуты.

Приоткрыв дверь, она осветила утробу сарайчика фонариком и, к своему удивлению, поняла, что это вовсе не сарайчик, а нечто среднее между рабочим кабинетом и архивом. У одной стены стоял железный стол. Другую было не видно за стеллажами и громоздящимися на них тетрадями.

Маша, взяв фонарик в зубы, принялась просматривать тетради. Вскоре она поняла, что это такое – черновики медицинских отчетов, начиная с осени тысяча девятьсот девяносто пятого года и кончая прошлым месяцем.