Стивен Кинг - Жребий Салема Страница 42

Церемония проходила в четыре, а сейчас было уже почти пять часов. Тени стали длинными, а солнце скользило по кронам высоких дубов. Чертов Ройал обещал быть не позднее четверти пятого, куда он мог запропаститься?!

Бутерброд был его любимым – с копченой колбасой и сыром. Он вообще делал себе только любимые бутерброды – в этом заключалось одно из важных преимуществ холостяцкой жизни. Закончив, он вытер руки, и несколько крошек упали на крышку гроба.

За ним следили!

Безошибочно почувствовав на себе чей-то взгляд, Майк огляделся по сторонам расширенными от испуга глазами.

– Ройал, это ты?

В ответ – тишина. Только тихо и загадочно прошелестела листва в кронах деревьев. Вязы за оградой отбрасывали пляшущие тени, среди которых виднелось надгробие Хьюберта Марстена, и вдруг Майку вспомнилась собака Вина, подвешенная на прутьях железных ворот.

Глаза. Пустые и равнодушные. Следят.

Только бы успеть до темноты!

Он вскочил на ноги, будто его громко окликнули.

– Будь ты проклят, Ройал!

Он произнес это вслух, но тихо. Он больше не думал, что это Ройал и что тот вообще вернется. Ему придется закапывать могилу в одиночку, и времени на это уйдет немало.

Может, ему и удастся закончить до темноты. Он принялся за работу, стараясь не думать об охватившем его страхе и почему он его испытывает сейчас, хотя раньше такого никогда не было.

Действуя размеренно и четко, Майк скатал в рулоны полоски искусственного дерна, закрывавшего кучу вырытой земли, и отнес в грузовик, припаркованный за воротами. Укладывая рулоны в кузов, он вдруг понял, что за пределами кладбища противное ощущение слежки исчезло.

Достав из кузова лопату, он двинулся обратно и у могилы невольно заколебался: казалось, она открыто насмехается над ним.

Майк сообразил, что ощущение слежки исчезало, как только гроб на дне могилы становилось не видно. Ему вдруг представилось, как голова Дэнни Глика лежит с открытыми глазами на маленькой атласной подушке. Глупость какая-то! Глаза ему точно закрыли! Он часто видел, как это делал Карл Форман. Конечно, мы их заклеиваем, как-то пояснил Карл. Мы же не хотим, чтобы труп начал подмигивать прихожанам, верно?

Подцепив лопатой землю, он бросил ее в могилу. Услышав, как комья с глухим стуком ударились о полированную крышку гроба из красного дерева, Майк невольно сморгнул. От этого звука к горлу подступила тошнота. Он выпрямился и посмотрел на букеты и венки из цветов. Что за расточительность! Завтра все вокруг будет усеяно красными и желтыми лепестками. Почему люди это делают, было выше его понимания. Если уж охота тратить деньги, то разве не лучше направить их на борьбу с раком, или помощь матерям, или перечислить благотворительным обществам? Во всяком случае, тогда от них была бы хоть какая-то польза.

Майк наклонился и, бросив еще лопату земли, снова выпрямился.

Да и гроб такая же пустая трата денег! Отличное красное дерево, стоит не меньше тысячи баксов, а он забрасывает его землей. У Гликов, как и у многих, лишних денег не водилось, а про страховку и говорить нечего – кто же страхует детей на случай смерти? Наверняка им пришлось залезть в долги, и все для того, чтобы купить ящик, который потом зароют.

Наклонившись, он вновь зачерпнул клинком лопаты землю и бросил в яму. Снова этот жуткий стук. Теперь земля закрывала крышку гроба почти полностью, но кое-где полированное дерево продолжало просвечивать чуть ли не с упреком.

Перестань на меня таращиться!

Набрав еще земли, он бросил в могилу.

Снова глухой стук.

Тени вытянулись и стали совсем длинными. Майк поднял глаза – наверху стоял Марстен-Хаус, равнодушно взирая на него плотно закрытыми ставнями. Его восточная часть, которая первой озарялась лучами утреннего солнца, смотрела прямо на железные ворота кладбища, где Док…

Он заставил себя бросить еще одну лопату земли.

Глухой стук.

Теперь земля уже скатывалась с крышки гроба, забивая латунные петли. Если сейчас попробовать открыть гроб, то наверняка раздастся сильный скрежет, как от двери в гробницу, которую прежде никто не тревожил.

Перестань, черт возьми, на меня таращиться!

Он хотел бросить еще земли, но, почувствовав, как мысли вдруг стали тяжелыми и неповоротливыми, решил немного передохнуть.

Майк где-то читал – то ли в «Нэшнл инкуайрер», то ли еще где – об одном техасском нефтяном миллионере, который завещал похоронить его в шикарном новехоньком «кадиллаке». Его воля была исполнена. Могилу вырыли экскаватором, а машину опустили в нее краном. В стране так много людей, которые ездят на допотопных развалюхах, а этот богатый ублюдок велит его похоронить за рулем дорогущей машины, напичканной всем, чем можно!

Майк вдруг пошатнулся и отступил назад, озадаченно тряся головой и стараясь стряхнуть навалившееся на него непонятное оцепенение. Ощущение слежки усилилось. Он посмотрел на небо и испугался, увидев, как оно потемнело. Сейчас ярким светом был залит только верхний этаж Марстен-Хауса. Часы показывали десять минут седьмого. Господи, прошел уже целый час, а он бросил в могилу всего-то с полдюжины лопат земли!

Майк вновь принялся за работу, стараясь ни о чем не думать. Звук падающих вниз комьев земли стал другим – крышка гроба была уже полностью засыпана, и теперь земля с нее осыпалась и почти дошла до запорного устройства на замке.

Он бросил еще две лопаты и остановился.

Запорное устройство на замке?

Господи, ну зачем крышку гроба оборудуют замком? Они что – думают, что кому-то захочется забраться внутрь? Похоже, что так. Вряд ли это делается, чтобы никого из гроба не выпустить…

– Хватит на меня глазеть! – произнес Майк Райерсон вслух и почувствовал, как сердце сжалось от страха и его охватило неудержимое желание броситься оттуда прочь и бежать по дороге до самого города не останавливаясь. Ему с трудом удалось взять себя в руки. Глупости все это! От работы на кладбище любому начнет мерещиться всякое… Совсем как в фильме ужасов, когда закапывают двенадцатилетнего мальчишку с широко открытыми глазами… – Хватит! – закричал он и бросил затравленный взгляд на Марстен-Хаус. Теперь освещенной солнцем оставалась только крыша. Время было четверть седьмого.

Он принялся бросать землю с удвоенной энергией, стараясь ни о чем не думать. Однако ощущение слежки только усиливалось и каждый раз лопата казалась все тяжелее и тяжелее. Покрытый землей гроб уже не было видно, но его очертания еще угадывались.

Ни с того ни с сего в голове вдруг зазвучали строки из католической заупокойной молитвы. Перекусывая у ручья, он слышал, как ее произносил отец Каллахэн. И еще – как отчаянно кричал отец мальчика.