Александр Анин - Миллион миллионов, или За колёсиком Страница 42

Свежеокрашенный голубенький памятник (рядом ещё один, обветшавший, наверное, дед), совсем свежие осенние цветы, совсем свежая земля. Клара улыбается, припухший рот, чуть вздёрнутый нос. Мхов опускается на могильный холмик. Липкая слюна на губах, мобильный телефон в дрожащей ладони.

Кларин мобильный. Пусто.

Кларин домашний. Пусто-пусто.

Прежний домашний.

– Слушаю, – отвечает мужской голос.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– А Клара… А что с Кларой?

– Умерла. А вы кто?

– Как?

– Сердце. Вы кто?

– В четверг?

– Да. Утром похоронили. Вы не Мхов Кирилл?

– Да. Скажите адрес, я приеду.

– Приезжайте, конечно…

От кладбища до дома в районе Бронетанковой Академии рукой подать, но Мхов всё равно требует от водителя ехать быстрее, быстрее, ещё быстрее. Ему кажется, что если он успеет, то застанет Клару, нет, не Клару, а что-то, что… ну, он сам не знает что, короче, ничего, просто… пугая водителя, он тихо стонет и скрипит зубами.

Дверь ему открывает высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. В прихожей он жмёт Мхову руку, представляется:

– Загребнев.

В большой комнате за длинным накрытым столом сидят люди, но Мхов не различает лиц.

– Прошу, мы только сели, – приглашает Загребнев.

Мхов присаживается с краю, ему тут же наливают в рюмку водку. Говор стихает, за столом устанавливается тишина.

– Помянем Клару, – говорит Загребнев. – Она была хорошая девочка.

Рука у Мхова дрожит так, что он расплёскивает половину содержимого рюмки, прежде чем доносит её до рта.

– Ох, боженьки! – вздыхает пожилая женщина напротив.

Мхов не выдерживает, поднимается из-за стола.

– Извините меня.

Обращаясь к отцу Клары, кивает в сторону кухни:

– Можно вас? На минуту…

– Да, конечно.

На кухне Загребнев закуривает, предлагает Мхову. Тот автоматически берёт сигарету, глотает безвкусный дым.

– Вы, наверное, насчёт квартиры? – Загребнев избегает смотреть в глаза Мхову.

– Что? Какой? Вы расскажите, как, что с ней случилось?

– А-а. Ну, Клара вечером в четверг заехала к нам. Ну там, то, сё… Посидела, собралась уходить и вдруг – упала. Вот. Пока «скорая», то, сё… В общем, врачи сказали, что она умерла сразу. Не понимаю… Никогда на сердце не жаловалась… Так вы, наверное, насчёт квартиры, там, на «Соколе», машины опять же?

– Нет, нет. Всё это… Что вы… Нет, – Мхов роняет недокуренную сигарету на пол, выгребает из карманов все имеющиеся деньги, свою визитку, кладёт на стол. – Вот, возьмите, пожалуйста, звоните, если что…

И уходит.

Прежде чем выйти из подъезда, он долго стоит, вжавшись в стену, плотно закрыв потными ладонями уши, в которых грохочут всплывшие вдруг вопросы гэбэшного колдуна: «ЕЩЁ КТО-НИБУДЬ?! КТО-НИБУДЬ ЕЩЁ?! К КОМУ-НИБУДЬ ЕЩЁ ВЫ ОБРАЩАЛИСЬ?! КТО-НИБУДЬ?! С ЭТИМ ПАСПОРТОМ?!»

– С этим паспортом… – корчится, стонет Мхов. – С этим ебучим паспортом… С этим непонятно чем… Непонятно откуда… Клара, Клара… Да что же это, блядь, происходит?!!

Мхов кулаками сильно бьёт себя по вискам. Резкая боль пронизывает голову, вместе с болью приходит гулкий чистый звук, как военная труба, зовущий к действию. Он набирает номер Срамного:

– Пётр Арсеньич, здравствуйте. Сегодня пока ничего? Понял. Я еду. Да, сам. Да. Да. Вот прямо сейчас и приеду.

Каплан Фанни Ефимовна – под таким именем зарегистрировалась черноволосая коротко стриженая женщина средних лет, стоящая сейчас у игрового стола с 500-долларовой фишкой в коротких, пухлых, обильно усаженных золотом пальцах. Ростом она немного повыше полутора метров, при этом крепко и ловко сбита, на ней обтягивающие штаны из красной кожи, такой же пиджак, под пиджаком – чёрная шёлковая блузка с излишне глубоким вырезом.

Мхов ждал её прихода почти до полуночи, запершись у себя в кабинете, думая о Кларе, вспоминая Клару, как она ходит, сидит, лежит, одевается, раздевается, говорит, слушает, смеётся, дуется, спорит, соглашается, сердится, ест, пьёт, курит, целуется, отдаётся, кончает, мочится, молчит, разговаривает, читает, засыпает, просыпается, моется, причёсывается, короче, совершает сотни разнообразных действий, сумма которых ещё совсем недавно составляла осязаемую величину, занимавшую внутри Мхова много живого места. Теперь это место в одночасье оказалось пусто, и Мхов почти физически ощущает там прогрессирующее омертвление чувствующих тканей.

«Каплан» стоит боком к игровому столу и глядит не на крутящееся колесо рулетки, а на Мхова. Мхов, расположившийся напротив, в упор смотрит на неё, разглядывает чёрные, жирно подведённые глаза, густо накрашенный рот, большие белые груди, чуть ли не вываливающиеся из выреза блузки.

Тем временем события развиваются в известной последовательности.

Запуск шара.

Верхний сектор.

Нижний сектор.

Ставка «Каплан», девятнадцать, черное.

Чья-то попытка «присоседиться» к ставке.

– Нет больше ставок!

Всеобщий ажиотаж.

Остановка шара.

Девятнадцать, чёрное.

Аплодисменты.

Мхов перехватывает «Каплан», когда та, обменяв выигранные фишки на деньги, отходит от кассы.

– Здравствуйте. Я хозяин этого казино. Поздравляю с выигрышем.

Он старается улыбаться, хотя ему очень хочется размозжить эту модно стриженую голову.

Женщина молча пожимает протянутую ей руку. Её пальцы сухи и горячи. Она спокойно вглядывается в лицо Мхова.

Мхов знает, что сейчас на них смотрит всё казино.

– Я бы хотел с вами поговорить. С глазу на глаз. Если можно.

Его улыбка становится ещё шире, ещё вымученей.

«Каплан» безмятежно пожимает плечами:

– Не знаю. Попробуйте. Почему нет?

– Спасибо. – Мхов в полупоклоне прижимает к сердцу ладонь. – Тогда прошу ко мне в кабинет.

Рука об руку они пересекают игровой зал, скрываются за дверью, ведущей к лестнице на второй этаж.

В кабинете, усадив «Каплан» в мягкое кожаное кресло, Мхов открывает дверцу бара.

– Что-нибудь выпьете? – предлагает он.

– Ну-у… Я бы выпила водки, – соглашается «Каплан».

Мхов достаёт бутылку «стандарта», наливает на два пальца в толстый стакан. Подумав, плескает на донышко себе тоже.

– Нет-нет, – протестует женщина. – Мне, пожалуйста, побольше.

– Сколько? – спрашивает Мхов, доливая в её стакан.

– Лейте, лейте, не стесняйтесь, – говорит она, – вот… вот… хватит.

– Закусить? Фрукты? Лимон? Сок? – интересуется Мхов.

– Не беспокойтесь.

«Каплан» принимает от Мхова больше полстакана водки, дожидается, пока он усядется за свой стол, поднимает стакан до уровня глаз.

– Ну? – кивает она.

Мхов кивает в ответ и пригубливает из своего стакана.

Женщина двумя движениями заливает в горло содержимое своего.