Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета Страница 42

— Зато уж без переписки ни дня не обходится, как и положено среди хороших знакомых, — усмехался он, каждое утро просматривая «печную почту». — Похоже, эти твари не умеют направлять свою злую энергию на несколько пакостей сразу. Сейчас они переключились на «fire-message», так что чего-либо другого пока не предвидится. В этом смысле мне повезло — пускай себе пописывают, да подольше, в моем лице они всегда найдут самого благодарного читателя.

Но в начале февраля «корреспонденция» вдруг перестала поступать. Некоторое время головешки еще напоминали контуры букв, но, как ни старался пан Чарноцкий, сложить из них хотя бы одно более-менее внятное слово не удавалось; получались лишь невразумительные сочетания из согласных или длинные ряды гласных. «Почта» явно шла на убыль, и наконец угли вовсе утратили всякое подобие литер.

— «Fire-message» приказало долго жить, — резюмировал пан Антоний, красным росчерком подводя черту под «Журналом огненных посланий».

Неделю-другую все было спокойно. Чарноцкий за это время доработал конструкцию газового огнетушителя и стал хлопотать насчет патента. Но работа над изобретением, видать, не на шутку изнурила его — в марте он почувствовал серьезный упадок сил; время от времени возобновлялись приступы каталепсии, которой он давно уже страдал на нервной почве. Для постороннего взгляда приступы оставались незаметны, поскольку случались чаще всего ночью, во сне. Просыпаясь под утро, он ощущал себя совсем разбитым — как после долгой дороги. Надо сказать, он и сам не замечал этих припадков, так как переход из одного состояния в другое происходил легко и совершенно безболезненно, только сон становился более глубоким, постепенно переключаясь с нормального на каталепсический. Пробуждение, наряду с усталостью, приносило с собой череду удивительно живых и ярких воспоминаний о странствиях, которые он совершал во сне. Всю ночь Чарноцкий взбирался по горам, посещал далекие города, бродил по экзотическим краям. Нервное истощение, под утро вконец изнурявшее его, казалось, было вызвано ничем иным, как ночными его скитаниями. И странное дело — именно этим он и объяснял себе свою слабость. Снившиеся путешествия он воспринимал как что-то вполне реальное.

Но Чарноцкий ни с кем на сей счет не делился — и без того чересчур он у всех на виду. Зачем посвящать других в укромную жизнь своей души?

А ведь, держись он с людьми поближе, до слуха его, быть может, и донеслись бы их шепотки, и тогда он наверняка встревожился бы за себя.

Первым делом стоило обратить внимание на Мартина — тот поглядывал в эту пору на хозяина со странной подозрительностью и даже с опаской.

У него были к тому основания, и не одно. Как-то в первой половине марта шел он поздней ночью со свечой в руке из кухни в свою боковушку, примыкавшую к хозяйской спальне, и вдруг в глубине коридора увидел быстро удалявшуюся фигуру Чарноцкого. Слегка удивившись, он решил проверить, не померещилось ли ему, и поспешил следом. Но пока дошел до конца коридора, хозяин исчез, как сквозь землю провалился.

Озадаченный слуга прокрался на цыпочках в спальню — и что же он увидел? Чарноцкий спал на своей постели беспробудным сном.

Спустя несколько дней, тоже ночной порой, Мартин снова заметил своего хозяина, но теперь уже на лестничной клетке — тот стоял на ступенях и, перегнувшись через перила, с отрешенным видом глядел вниз. У Мартина мурашки пробежали по спине, и он кинулся к нему с криком:

— Что вы такое удумали? Побойтесь Бога, ведь это ж грех!

Но не успел он подбежать, как фигура Чарноцкого странно как-то скукожилась, расплылась и без единого звука впиталась в стену. Осенив себя крестным знамением, Мартин не долго думая юркнул в спальню — глядь, хозяин, как и намедни, спит мертвым сном.

— Тьфу! — сплюнул старикан. — Нечистая сила или наваждение какое? Не во хмелю ведь я.

И уже собрался было вернуться к себе, как вдруг увидал в глубине комнаты новое чудо: над головою спящего, примерно в метре от него, трепетало в воздухе кровавое пламя. Формой оно напоминало горящий куст и выпускало что-то вроде длинных огненных щупалец, как бы стараясь ухватить пана Антония.

— Всяк сущий да славит Господа Бога нашего! — вскричал Мартин и с голыми руками кинулся на огненную химеру.

И тут пылающий куст вмиг вобрал свои вытянутые к Чарноцкому побеги, свернулся в плотный, монолитный столб огня и тотчас же угас, издав напоследок тихое шипение усмиренной стихии.

В спальне воцарилась темнота, слабо освещаемая огоньком свечи, поставленной Мартином прямо на пол. Чарноцкий спал, одеревенело вытянувшись на постели…

Назавтра Мартин осторожно намекнул хозяину, что вид у него неважный, и не позвать ли врача, но пан Антоний отделался шуткой, ни сном ни духом не подозревая, что за этим стоит.

А через две недели грянула беда…

Случилось это в памятную для горожан ночь с 28 на 29 марта. Чарноцкий вернулся поздно вечером смертельно усталый — в тот день команде довелось тушить большой пожар на станционных складах. Начальник проявил себя героем, не однажды рискуя жизнью, спас из огня нескольких железнодорожников, которые спали сном праведных, забившись куда-то в складские закутки. Возвратившись домой около десяти, он трупом повалился прямо в одежде поперек кровати и заснул мертвецким сном.

Мартин, последние дни тревожась за хозяина, верным псом стерег его покой рядом в боковушке, не гася лампы, и время от времени заглядывал в спальню. К полуночи и его сморил сон, седая голова тяжело склонилась к плечу и наконец упала на стол.

Пробудил его троекратный стук. Стряхнув с себя остатки сна, он протер глаза и прислушался. Но стук не повторился. Тогда он схватил лампу и кинулся в спальню.

Увы, слишком поздно. Открыв дверь, он увидел хозяина в оболочке пламени: казалось, оно тысячами огненных присосков впивается в его тело. И не успел старик подбежать к кровати, как огненное марево уже все как есть впиталось в спящего, словно его и не бывало.

Дрожа как осиновый лист, Мартин ошалело пялился на хозяина.

Внезапно лицо Чарноцкого странным образом переменилось: дотоле неподвижное, оно исказилось как бы в конвульсии или в нервной спазме, до неузнаваемости исковеркавшей черты, гримасой застывшей на устах. Чарноцкий, одержимый таинственной силой, предательски завладевшей его телом, вдруг сорвался с постели и с диким воплем выскочил вон из дома.

Было четыре часа утра. Над городом тянулись хороводы сонных видений; нехотя готовясь в обратный путь, уныло складывали фантасмагорические свои крыла демоны кошмаров, а задумчиво склоненные над детскими кроватками ангелы спешили запечатлеть на младенческом челе прощальный поцелуй…