Лорел Гамильтон - Лазоревый грех Страница 43

Во дворах росли средней величины деревья, и это подсказывало, что району лет десять. Деревья вырастают не сразу.

Огромную антенну телефургона я увидела раньше полицейских машин.

— Твою мать.

— В чем дело? — спросил Джейсон.

— Репортеры уже здесь.

Он глянул вперед:

— Как ты узнала?

— Никогда не видел телефургона с такой здоровенной антенной?

— Кажется, нет.

— Счастливчик.

Наверное, из-за фургона репортеров полиция перекрыла улицу. Было бы у них время, поставили бы официального вида рогатки. Сейчас здесь была патрульная машина, облокотившийся на нее полисмен в форме и желтая лента «прохода нет», натянутая через улицу между двумя почтовыми ящиками.

Присутствовали также два телевизионных фургона и кучка газетчиков. Их всегда можно узнать по фотоаппаратам и отсутствию микрофонов. Хотя они тебе в морду диктофоны суют.

Нам пришлось из-за них припарковаться за полквартала. Когда замолк двигатель, Джейсон спросил:

— Откуда они так быстро узнали?

— Кто-нибудь из соседей позвонил или фургон оказался случайно рядом. Когда идет разговор по полицейской рации, репортеры могут перехватить.

— А почему там их не было, на первом месте?

— Там дом изолированный, добраться туда труднее, а сроки все равно поджимают. А может, здесь замешана местная знаменитость или просто лучше схавают.

— Лучше схавают?

— Более сенсационный материал, — пояснила я, но про себя подумала, какой материал может быть более сенсационным, чем труп, прибитый гвоздями к стене собственной квартиры. Хотя, конечно, таких подробностей газетчикам не сообщают — если только их можно скрыть.

Я расстегнула ремень безопасности и взялась за ручку дверцы.

— Пройти через репортеров — это будет первая трудность. Нравится, не нравится, но я сама что-то вроде местной знаменитости.

— Дама сердца Принца города, — улыбнулся Джейсон.

— Вряд ли кто-то назовет это так вежливо, но ты прав. Хотя сегодня их будет больше интересовать убийство. О нем они будут меня спрашивать, а не о Жан-Клоде.

— Тебе вроде лучше, — заметил он.

— Кажется, да, хотя не знаю почему.

— Может быть, причина твоей реакции выветривается?

— Может быть.

— А мы будем выходить из машины или отсюда посмотрим?

Я вздохнула:

— Выхожу, выхожу.

Джейсон вышел и оказался с моей стороны раньше, чем я успела поставить ногу на землю. Сегодня я разрешила ему себе помочь. Мне было уже не так плохо, но весьма далеко от моей лучшей формы. Нехорошо было бы отказаться от помощи и плюхнуться мордой. И я изо всех сил старалась пригасить мачизм — свой, а не Джейсона.

Я взяла его под руку, и мы пошли по тротуару к стоящим там людям. Их было много, и почти все — не репортеры. Место первого убийства было уединенным, без соседей, а здесь полно домов — отсюда и толпа.

Табличка была у меня на шее — я ее так и не сняла. Сейчас, когда мне стало лучше, я сообразила, что рука Джейсона как раз на пути моей руки, если надо будет потянуться за пистолетом. Идти от него слева я не хотела, потому что стреляю я правой, но даже и так он мог мне помешать.

Значит, мне лучше, раз я так тревожусь насчет пистолета. Приятно знать. Очень противно, когда тебе плохо, а тошнота — одно из величайших зол вселенной.

Наверное, из-за Джейсона репортеры не сразу сообразили, кто к ним идет, и мы миновали уже половину толпы зевак, почти пробились к желтой ленте, когда кто-то из них меня заметил.

Диктофон оказался у меня под самым носом:

— Миз Блейк, зачем вы здесь? Убитая женщина стала жертвой вампира?

Твою мать. Если я сейчас просто скажу «без комментариев», газета выйдет с шапкой «Возможная жертва вампира».

— Меня на многие противоестественные преступления вызывают, мистер Миллер, вы это знаете. Не только на вампире кие.

Он был доволен, что я помню его фамилию. Многие любят, когда их запоминают по именам.

— Так это не нападение вампира?

Блин.

— Я же еще там не была, мистер Миллер, ничего не видела. И знаю не больше вашего.

Репортеры сомкнулись вокруг меня, как сжатая рука. На нас смотрела здоровенная камера — из тех, что таскают на плече. Попадем в полдневный выпуск, если ничего не случится более интересного.

Вопросы сыпались со всех сторон:

— Это нападение вампира?

— Какого рода монстр?

— Вы ожидаете новых жертв?

Одна женщина подобралась так близко, что лишь хватка Джейсона не дала нас разделить.

— Анита, это ваш новый бойфренд? Вы бросили Жан-Клода?

То, что репортер может задать такой вопрос, находясь рядом со свежим трупом, показывает, каких высот достиг интерес СМИ к личной жизни Жан-Клода.

И стоило ему прозвучать, тут же посыпались аналогичные. Не понимаю, почему моя личная жизнь интереснее убийства — или хотя бы сравнима по интересу.

Если я скажу, что Джейсон — мой друг, они эти слова извратят. Скажи я, что он телохранитель, — по всем газетам начнут муссировать, что мне нужен телохранитель. В конце концов я бросила отвечать на вопросы и подняла табличку повыше, чтобы ее заметил постовой возле ленты.

Он приподнял ленту, пропуская нас, и потом ему пришлось выдержать давление тел, ринувшихся за нами. Мы шли к дому под градом вопросов, которые я просто игнорировала. Бог один знает, что они смогут сделать из того немногого, что я уже сказала. Что угодно — от «Слова истребительницы: это работа вампира», или «Слова истребительницы: это работа не вампира» и до моей личной жизни. Я перестала смотреть новости и читать газеты, если думала, что могу в них оказаться. Во-первых, мне очень не нравится видеть себя в движущейся камере. Во-вторых, репортеры меня выводят из себя. Я не имею права обсуждать ведущееся расследование, и никто не имеет, а потому пресса строит догадки на тех фактах, что у нее есть. А уж если темой становится Жан-Клод и наша личная жизнь, то этого я не хочу ни видеть, ни читать.

Почему-то после попадания на разжор прессе у меня снова стали трястись коленки. Не так, как раньше, но и не так хорошо я себя чувствовала, как после выхода из джипа. Этого мне только и не хватало.

Здесь копов стало меньше, и почти все это были знакомые лица ребят из РГРПС. Здесь никто не ставил под сомнение мое право появления и не задавал вопросов насчет Джейсона. Здесь мне верили.

Патрульный у двери был бледен, в темных глазах слишком видны были белки.

— Лейтенант Сторр ждет вас, миз Блейк.

Я не стала исправлять обращение на «маршал». «Маршал Блейк» — от этого я начинаю казаться себе почетным гостем на параде.

Патрульный открыл дверь, потому что на нем были резиновые перчатки. Я оставила свой набор дома, потому что, когда я поднимаю зомби для клиентов-миллионеров, Берт просит меня не надевать мой мешковатый комбинезон. Как он говорит, это непрофессионально выглядит. Так как он согласился оплачивать мне все расходы на химчистку, вызванные этим маленьким правилом, я не стала спорить.