Джинн Калогридис - Князь вампиров Страница 43

Довольно об этом! И тем не менее... стыдно признаваться, но этот дурацкий сон почему-то пугает меня. Особенно после странного инцидента, произошедшего сегодня утром.

Итак, я лежал в постели. Заснуть снова мне не удавалось (наверное, из опасения опять увидеть "тревожный сон"). Я чувствовал себя несколько разбитым, но уже давно счел подобное состояние неизбежным следствием своей профессии. Наконец, когда тьму за окном сменил хмурый рассвет, я встал, умылся, оделся и вышел в коридор поглядеть, не проснулся ли профессор. Мне очень хотелось угостить его настоящим плотным английским завтраком. Вчера он не завтракал и не ужинал, и я волновался за его телесное здоровье.

Дверь палаты Ван Хельсинга была закрыта и заперта на ключ. Решив, что с угощением придется повременить, я повернулся в сторону лестницы и вдруг заметил полоску света. Дверь палаты миссис Ван Хельсинг была слегка приоткрыта. Я подошел и сперва решил постучаться, но затем передумал и стал прислушиваться к разговору. Судя по тону профессора, разговор не носил сугубо личного характера.

Профессор задал вопрос. Ему ответил другой голос, женский, явно принадлежавший его "кататонической" пациентке. Сознаюсь: профессиональное любопытство оказалось сильнее хорошего воспитания, ибо я бесшумно открыл дверь и вошел в чужую комнату.

Ван Хельсинг был слишком сосредоточен и даже не заметил моего появления. Его взгляд был устремлен на жену. Та сидела на стуле, лицом к профессору.

Лицо миссис Ван Хельсинг было необычайно оживленным, и мне даже подумалось, что я смотрю совсем на другую женщину. Ее темные, широко раскрытые глаза светились неподдельным весельем, улыбка играла на губах. Казалось, будто юная проказница решила поиграть во взрослую даму, но, надев подобающее возрасту темное платье и сделав соответствующую прическу, так и не сумела придать своему лицу серьезное и многим свойственное чопорное выражение. Миссис Ван Хельсинг выглядела настолько молодо и была так красива, что я поневоле забыл о том, каков ее истинный облик.

– Я смотрю в окно, – радостно произнесла она, постукивая изящным пальчиком по подбородку.

Она полуобернулась, будто и в самом деле любовалась пейзажем (окно палаты находилось у нее за спиной).

– Влад едет с тобой? – спросил профессор.

По тембру и интонации его голоса я догадался, что попал на гипнотический сеанс. Я замер, боясь помешать им обоим.

Миссис Ван Хельсинг покачала головой и презрительно усмехнулась.

– Хватит о нем! Я еду со своей возлюбленной. – Она вздохнула. – Как дивно солнце освещает горы.

Брови профессора удивленно приподнялись. Он наморщил лоб.

– Солнце? Ты едешь в гробу? Ты спишь и это тебе снится?

В ответ снова раздался смех, но не над очевидной нелепостью вопроса.

– Да нет же, нет. Я еду и смотрю в окно. Такой красивый вид, что мне не хотелось бы... – Новый всплеск смеха. – Элизабет, остановись! Нас могут увидеть...

– Кто такая Элизабет? Смертная женщина или вампирша? Она из тех, кого ты укусила?

У меня невольно вырвался возглас удивления. Невзирая на глубочайшую сосредоточенность, профессор услышал посторонний звук. Он резко вскинул голову. Оживленное лицо его жены в долю секунды померкло, приняв знакомое мне выражение. Гипнотический транс, стоивший профессору таких трудов, оборвался так же стремительно, как рушится карточный домик.

Ван Хельсинг порывисто вскочил с кровати, на которой сидел, и бросился ко мне. С непривычной для него бесцеремонностью он схватил меня за руку и поволок прочь. Не выпуская моей руки, будто опасаясь, что я убегу, профессор запер дверь, после чего разжал пальцы и сердито прошипел:

– Чтобы больше этого не было! Слышите? Вы хоть представляете, какому риску подвергались, слушая подобные вещи?

Я был изрядно ошеломлен и не сразу сумел ответить. За столько лет нашего знакомства я никогда не видел профессора с лицом, багровым от гнева. И почему я подвергался риску? А может, он мне угрожал?

Наконец ко мне вернулась способность говорить.

– Я... я просто собирался позвать вас на ранний завтрак, поскольку обнаружил, что вы тоже рано проснулись. Прошу простить мое вторжение, но дверь была приоткрыта. Я слышал, как вы разговариваете, и подумал, что... А вы были так поглощены сеансом, что не обратили внимания на мое появление.

– В таком случае, это моя вина! – прогремел профессор.

Я написал "прогремел", хотя он говорил шепотом. Однако его голос по-прежнему дрожал от гнева.

– Вы услышали то, чего ни в коем случае не должны были слышать.

– О смертных и вампирах? – спросил я, более не в силах сдерживать свое скептическое любопытство.

Меня, конечно же, интересовали оккультные феномены, и обоснованные, тщательно аргументированные доказательства могли бы убедить меня в существовании вампиров... в психологическом смысле этого слова. Но вампир с острыми зубами, кусающий людей и пьющий их кровь, – это годилось лишь в качестве сюжета какой-нибудь дешевой бульварной книжонки. Я искоса поглядел на профессора, ожидая от него разумного объяснения всей услышанной мною чертовщины, объяснения, которое разрядило бы напряженную атмосферу, возникшую между нами, и помогло бы нам улыбнуться друг другу. Я уже собирался сказать профессору, что понимаю смысл его сеансов – он в какой-то мере подыгрывает безумию своей жены, чтобы больше узнать о ее болезни и найти лучший способ лечения.

Однако глаза профессора продолжали метать молнии. Он не ответил на мой вопрос, а отвернулся и с тяжелым вздохом сложил руки на груди. Похоже, он был не в состоянии дать мне ответ, которого я так жаждал услышать. Будь в коридоре стул, я плюхнулся бы на него. У меня подкашивались ноги, но не от слабости. Я вдруг догадался: вопрос о том, понимаю ли я, насколько для меня опасно услышанное во время сеанса, был задан профессором вполне серьезно.

Я сдавленно рассмеялся – настолько нелепой была ситуация, в которую попали мы с профессором. Потом мне стало не до смеха, и улыбка сползла с моего лица. Все эти годы я считал своего наставника посвященным в сокровеннейшие тайны оккультизма. Неужели вместо этого я имел дело с замаскированным безумцем?

– Профессор, никак вы и впрямь считаете... – начал я.

Вместо ответа Ван Хельсинг опять сжал мою руку (его пальцы были как клещи, а я-то боялся, что недостаточное питание может его ослабить!), заставив тем самым умолкнуть. Он буквально втолкнул меня в свою безрадостную комнату, закрыл дверь и только тогда заговорил:

– Джон, я лишь теперь начинаю понимать, сколько ненужных хлопот доставил вам своим появлением. Я постараюсь как можно быстрее исправить этот досадный промах. Мы с женой сегодня же уедем.